Но прежде чем она встала, он уже поднялся наверх. Увидев, что она лежит на кровати Питера, он подбежал к ней и нежно обнял, утешая.
– Все эти годы… – прошептала она. – Наш Питер… Этим летом ему исполнилось бы девятнадцать.
– Да, да. До обидного короткая жизнь. И я уверен, что он знал. Знал, что ему суждено рано умереть.
– Скажи, можешь ли ты понять, примириться с тем, что он – не родной наш сын? Он ведь всегда был наш, наш! Как это могло случиться, Артур?
– Кто знает? Небрежная нянька перепутала браслетики с именами, вот и все. Это случилось, и случилось с нами.
– Я чувствую это как двойную смерть. – Она положила руку под сердце. – Ведь я выносила, вот здесь, того, второго. Мы будем искать его, Артур?
– Клиника Бэрнса закрылась много лет назад, – мягко возразил он.
– Где-нибудь сохранились списки, – настаивала она.
Он молчал.
– Скажи, ты что же, не хочешь узнать, Артур?
– Может быть, и не хочу, – с трудом выговорил он.
– Но почему? Я тебя не понимаю.
– Видишь ли… что хорошего может из этого выйти?
– Я хочу знать, – прошептала она, стараясь подавить подступающие к горлу рыдания, – хочу знать, в хорошей ли он семье. Может быть, он попал к дурным жестоким людям, или они – алкоголики. Может быть, он болен или даже голоден.
Артур выпустил ее из объятий и отошел. Он стоял спиной к ней, под дипломом Питера, висевшем на стене. Через минуту он повернулся и сказал ей:
– Даже если мы его найдем, – а ведь это все равно, что найти иголку в стоге сена. Если он вырос в плохой семье, то уже ничего не поделаешь. Мальчик взрослый. Слишком поздно.
– Все равно я хочу знать.
– Если же он попал в хорошую семью, то сколько людей мы растревожим – мальчика, его семью, да и Холли тоже. Вот она пришла, давай пойдем в свою спальню.
Холли вбежала в комнату родителей румяная, оживленная.
– Привет, папа! – Она поцеловала отца. – Не устал сегодня на работе? А я столько пропустила, трудно будет догонять.
– Ну, ничего, я помогу тебе, – ласково утешил ее Артур. – С латынью, наверное?
– Спасибо, папа, постараюсь справиться сама. Если понадобится, попрошу тебя.
Холли выбежала из комнаты родителей.
– Она – все, что у нас осталось, – печально сказал Артур.
– Все? А тот, другой? Ты хочешь забыть о нем?
– Нет, я не могу забыть о нем. Я думаю о нем с той самой минуты, когда мы узнали; думал о нем даже тогда, когда умирал Питер. Но я решил, что мы должны забыть, Маргарет. Принять как свершившийся факт, такой же непреложный, как смерть Питера, и попытаться жить дальше. Думать только о Холли.
– Я не знаю, смогу ли я, – прошептала она, и вновь разразилась слезами. – О, если бы Питер снова был с нами!
– Но он не вернется, Маргарет, – тихо сказал Артур. Он чувствовал ее боль, и это было словно зеркальное отражение его собственной боли.
«Да, – думала Маргарет, – двойная смерть, вот что это такое. Мы внесли тебя в этот дом, Питер, любили тебя, заботились о тебе и проводили тебя в могилу».
Вслух она сказала:
– Кто посмеет сказать, что он не был наш? Но тот, другой, «не наш», – неужели ты не захочешь его разыскать, Артур? Никогда не захочешь?
– Марджи, Марджи, «никогда» это слишком сильное слово. Дай мне подумать. Я устал и измучен, и сейчас ничего не могу решить.
