Рассвет пламенеет - [7]
Минутой позже командующий уже стоял у машины, в которой его поджидал адъютант. Они уехали к штабу.
Киреев поднялся более спокойно, чем генерал. Этот человек всегда и все делал как будто неторопливо и со стороны казался медлительным. Но зато каждое его движение, каждый поступок были предельно четкими и обдуманными.
— А папа ни капельки так и не поспал, — сказала Наташа.
— Что поделаешь, Наташа, — не тотчас ответил полковой комиссар. — На твоего отца государством возложена огромная ответственность.
Затем он попрощался с Наташей и вышел на улицу.
Подполковник Василенко не поднялся, когда вошел полковой комиссар, а остался неподвижно сидеть на ящике, закинув ногу на колено. Комдив был без гимнастерки, в безрукавой голубенькой майке, с обнаженными крепкими мускулистыми руками, открытой широкой грудью.
— С приездом, Сергей Платоныч, — проговорил он, медленно поворачивая свою красивую голову на короткой жилистой шее к полковому комиссару. — Рассказывайте, как там большой хозяин, щедр на угощение или скряга?
— Я большого хозяина видел только ночью. Да и в такой неподходящий момент… Некогда было угощаться, — ответил Киреев ровным голосом, досадуя, что комдив не с того начал с ним разговор.
Василенко возвел на него быстрые, хитровато прижмуренные глаза. В них чуть заметно трепетали светлячки задорной усмешки, что отражало его хорошее настроение.
— Отметить торжественную встречу не потребовалось бы много времени, — продолжал он, словно намереваясь разжечь самолюбие полкового комиссара. — Нечего сказать, встретились давнишние друзья!.. Кури, трубка, табак, да иди с богом. Или вы рады этому, чтобы тем же отплатить?
— Владимир Петрович, нам сейчас не до шуток, — веско молвил Киреев, не глядя на комдива. — Может, сейчас, а может, немного позже, но предстоит бешенный марш навстречу войскам генерала Руоффа. Сегодня ночью некоторые его передовые отряды прорвали оборону наших войск. Где это произошло — в глубокой ли Моздокской степи, вблизи ли железнодорожной линии, — я не могу вам сказать. Но общее положение стало весьма серьезным. Вы спросите: а в какой мере это затронет наш гвардейский корпус?
— Разумеется.
— Командующий ставит перед нами задачу: остановить дальнейшее продвижение вражеских войск в район Червленной!
— Одним нашим корпусом? — выждав немного, озабоченно переспросил Василенко, глядя на полкового комиссара широко раскрытыми глазами. — Не слишком ли «боевая» задача? Корпусом против всей армии Руоффа!!!
Так как Киреев не ответил, то Василенко, достав с окна пачку папирос, не торопясь, закурил и, глядя на сизовато-серые клубочки дыма, скручивавшиеся и таявшие перед его лицом, усмехнулся. А когда их взгляды снова встретились, он грустно подмигнул своему комиссару, словно этим хотел сказать: так-то! вот! И затем он продолжал:
— А что слышно насчет подхода резервов ставки?
— Они еще на подступах к Кавказу. Может, как и нам приходилось в свое время, болтаются в Каспийском море на баржах.
Поморщась, Василенко покачал головой. Затем он, выставив вперед ногу, наклонился, щупая и потягивая кверху голенище сапога, плотно облегшее вокруг мясистой икры его. Встав, топнул ногой о пол, прошелся по комнате, прихрамывая.
— Жмут сапоги. Да, еще вот о чем: почему вы, Сергей Платоныч, говорите — «Может сейчас, а может быть, несколько позже»? Разве этот вопрос окончательно не решен? Уж действовать, так надо бы действовать быстро!
— О «быстроте» уже позаботились, — сказал полковой комиссар с иронической, зло задрожавшей на его губах усмешкой. — «Сверхбдительные» люди из местных оборонцев через Терек мост взорвали!
В это время вошел адъютант комдива и доложил, что полкового комиссара желает видеть капитан Рождественский — комиссар одного из батальонов.
Минутой позже Киреев, как бы желая предупредить его, сам протянул ему руку, заговорил: — Здравствуйте, товарищ Рождественский. Так вы куда, в какие места за семьей намереваетесь?
— Немного дальше станции Терек. Это в сторону станицы Калиновская. Там, на хуторе, жили мать и сестра. Возможно, туда же прибыла жена с детьми. Если она успела эвакуироваться из Ростова, — быстро объяснил Рождественский. Голос его был мягким и приятным, хотя немного и срывался. Капитан, по-видимому, хотел высказать все одним выдохом. — У меня трое деток, жалко… Разрешите, товарищ гвардии полковой комиссар? В полку обещали грузовую автомашину. Вернусь в течение суток. Мне только бы успеть выхватить их из-под огня!
Киреев с сочувствием посмотрел на Рождественского, не зная, что ответить. Он снял свое пенсне, достал из кармана футляр и извлек из него кусочек замши, стал не спеша протирать стеклышки.
— К сожалению, туда невозможно проехать на автомашине, — заговорил Киреев. — Мост через Терек взорван. К тому же район тот сегодня ночью, вероятно, занят противником.
— Уже?! — проговорил Рождественский дрогнувшим голосом. — Занять противником!.. Сегодня ночью?.. Разрешите идти, товарищ гвардии полковой комиссар? — точно вдруг очнувшись, спросил он, выпрямившись.
— Идите, — согласился Киреев и в тон себе кивнул утвердительно.
III
Несмотря на все это, к Рождественскому постепенно возвращалось чувство спокойствия. Он старался заставить себя думать только об одном — об ответственности за свои обязанности по службе. Этому, кстати, в некоторой части способствовало сознание, что больше уже не существует для него нерешенного вопроса о поездке. Затем, к удивлению своему, у него возникла радостная надежда: «Да должны же наши выступить, наконец, против орд Руоффа». Он полагал, что командование не может позволить немцам прорваться к месту переправы через Терек, чтобы затем выйти в Гудермесскую степь. «Быть может, будет даже развито короткое наступление? И район, где живет мать, очистят от гитлеровцев?» мысли такого рода приносили ему облегчение. И он подумал, что ему как можно скорее надо погрузиться в дело.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В первые же дни Великой Отечественной войны ушли на фронт сибиряки-красноярцы, а в пору осеннего наступления гитлеровских войск на Москву они оказались в самой круговерти событий. В основу романа лег фактический материал из боевого пути 17-й гвардейской стрелковой дивизии. В центре повествования — образы солдат, командиров, политработников, мужество и отвага которых позволили дивизии завоевать звание гвардейской.
Полк комиссара Фимки Бабицкого, укрепившийся в Дубках, занимает очень важную стратегическую позицию. Понимая это, белые стягивают к Дубкам крупные силы, в том числе броневики и артиллерию. В этот момент полк остается без артиллерии и Бабицкий придумывает отчаянный план, дающий шансы на победу...
Это невыдуманные истории. То, о чём здесь рассказано, происходило в годы Великой Отечественной войны в глубоком тылу, в маленькой лесной деревушке. Теперешние бабушки и дедушки были тогда ещё детьми. Героиня повести — девочка Таня, чьи первые жизненные впечатления оказались связаны с войной.
Воспоминания заместителя командира полка по политической части посвящены ратным подвигам однополчан, тяжелым боям в Карпатах. Книга позволяет читателям представить, как в ротах, батареях, батальонах 327-го горнострелкового полка 128-й горнострелковой дивизии в сложных боевых условиях велась партийно-политическая работа. Полк участвовал в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Книга проникнута духом верности советских воинов своему интернациональному долгу. Рассчитана на массового читателя.
«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».