Рассвет пламенеет - [9]

Шрифт
Интервал

— Как высоко! — мечтательно проговорил Бугаев.

Журавли летели над плоскогорьем в сторону Грозного.

Они летели большим треугольником, редко взмахивая широкими крыльями, полные стремления вперед.

С затаенной улыбкой, слегка прищурив глаза, Рождественский смотрел в вышину. Казалось, он завидовал непреклонной воле птиц, настойчиво преодолевающих встречный ветер.

— Ничто их не остановит, Павел, — заметил он увлеченно. — Эх — жизнь!.. Сильна же она, а, Павел…

— Да-а… у этих птиц си-ильная воля к жизни, — согласился Бугаев, растягивая слова. — А только бы я их, если бы мог, разогнал…

— Почему? — с удивлением спросил Рождественский.

— А вот — летят, черти, курлычут! — возмущался Бугаев. — На солдата тоску нагоняют. Говорят: это из наших мест летят…

Рождественский помолчал. Затем ответил:

— Русскому солдату — где бы он ни был — везде его милая Родина видится… К своему делу, к дому тянут воспоминания. Ну и пусть! Злей будет с гитлеровцами драться.

— Будь перед нами сейчас гитлеровцы, солдат бы тогда не изнывал. А тут духота стоит невыносимая, траншеи роют — обвариваются. Не горы взглянут — чернота! Говорят: это край нашей земли!..

Вдали, за Сунжей, в сизоватой дымке дыбились горы, вершины их сверкали ослепительной белизной. Подножье, покрытое лесом, было затемнено и угрюмо.

— Н-нет, Павел, — задумчиво проговорил Рождественский, не глядя на Бугаева, — здесь далеко еще не конец советской земли. Но для отхода наших войск — это уже предел. — Затем он спросил: — Где твой командир роты?

— Роет траншею.

— Сам?

— А чего ж… Размяться — это дело полезное.

— Здорово! — усмехнулся Рождественский. — Пройдем-ка к нему.

Командиру первой роты лейтенанту Петелину было двадцать пять лет. Гибкая фигура его казалась мальчишеской. Он любил принарядиться, но не всегда следил за необходимой офицеру выправкой. Чубатую голову он обычно причесывал пятерней. Пренебрегая необходимостью личного примера, часто появлялся в расположении роты без ремня и головного убора, а иногда и без гимнастерки.

Рождественский увидел Петелина в траншее. Вместо приветствия и рапорта лейтенант с усмешкой на разгоряченном лице крикнул:

— Ну, как, товарищ комиссар, доходная у нас работенка?

Рождественский промолчал. Петелин продолжал копать, то и дело поплевывая на ладони. Синяя майка, мокрая от пота, прилипла к его плечам, голова была повязана носовым платком.

— Может, отдохнем, что ли? — предложил Рождественский.

Петелин разогнул спину, смахнул со лба крупные капли пота.

— Работать легче, чем сидеть и ждать, — он поднялся на руках над траншеей и легко выскочил на насыпь. — Мечтаю в свое удовольствие, когда работаю!..

— Чалму эту не мешает заменить головным убором, — заметил комиссар. — Да гимнастерку наденьте, подтяните живот ремнем… лирик! — уже с улыбкой добавил он.

Вяло шевеля руками, одеваясь с неохотой, Петелин, словно ища поддержки, вопросительно взглянул на Бугаева, но тот отвернулся.

— О чем мечтаете, любопытно? — спросил Рождественский.

— В дыру загнали, воюем вот лопатами! А фашисты к Червленой подходят! — скороговоркой выпалил лейтенант.

— Ого, веселый разговор! — воскликнул Рождественский. — Ты бы Симонову, командиру батальона, об этих мечтах рассказал…

— И говорил… Знаю уже… Ему только скажи!.. Никто не хочет понять, как душу тоска разъедает. «Терпение!..» А когда конец терпению нашему?

Подойдя ближе, Рождественский внимательно оглядел командира роты. Потом спросил:

— Вы это серьезно, лейтенант?

— Товарищ гвардии капитан, но разве солдаты не видят, как по ночам пожары за Тереком в Моздокской степи полыхают?.. Послушайте-ка, что говорят в окопах.

— Что, например?

— Даешь наступление!.. Хватит ждать!..

Рождественский покачал головой:

— Если нам все окружающее воспринимать только чувством — без строгого расчета, — никогда мы не научимся управлять людьми. «Даешь!..» А вы что же солдатам ответили — «Ура!..»?

— Разрешите?

— Довольно!.. А то вы, пожалуй, договоритесь…

Рождественский сделал несколько шагов в сторону, кивком головы предложил Бугаеву следовать за ним, потом остановился и повернулся к Петелину: тот увидел, что он улыбается.

— Слушайте, лейтенант, — произнес он мягко, — войну по своему нраву вам не повернуть! Придется перестраивать свой характер, Петелин…


* * *

Темная ночь.

В низменности, на берегу Сунжи, не слышалось стонов отар овец, не громыхали грузовые машины. Глыбы земли, кучи мелкого щебня, еще не раскиданные вокруг свежевырытых окопов, причудливо проступали сквозь тьму. Напряженная тишина рождала у человека настороженность и тревогу. Казалось — вот сейчас расколется тьма, полыхнет сухая трава, трескучими прыжками разбежится огонь, затопит пламенем и подножья меловых скал, и затаившуюся, поросшую чертополохом степь. Быть может, впервые над районом обороны гвардейской стрелковой дивизии тянулась такая напряженная ночь.

Чувствуя, как постепенно исчезает усталость после дневных работ, Петелин и Бугаев молча лежали рядом. Чуть подальше на привялой траве растянулся Рождественский. Он лежал, ощущая теплую землю; свежий ветерок заползал под ворот еще не просохшей от пота гимнастерки. Все трое слушали глухо доносящиеся из-за далекого Терека бомбовые разрывы.


Еще от автора Борис Антонович Беленков
Крылатые и бескрылые

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Погибаю, но не сдаюсь!

В очередной книге издательской серии «Величие души» рассказывается о людях поистине великой души и великого человеческого, нравственного подвига – воинах-дагестанцах, отдавших свои жизни за Отечество и посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза. Небольшой объем книг данной серии дал возможность рассказать читателям лишь о некоторых из них.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Побратимы

В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.


Страницы из летной книжки

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.


Гепард

Джузеппе Томази ди Лампедуза (1896–1957) — представитель древнего аристократического рода, блестящий эрудит и мастер глубоко психологического и животрепещуще поэтического письма.Роман «Гепард», принесший автору посмертную славу, давно занял заметное место среди самых ярких образцов европейской классики. Луи Арагон назвал произведение Лапмпедузы «одним из великих романов всех времен», а знаменитый Лукино Висконти получил за его экранизацию с участием Клаудии Кардинале, Алена Делона и Берта Ланкастера Золотую Пальмовую ветвь Каннского фестиваля.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.