Рассвет - [45]

Мышасто — пятнистых на пять голов больше. Девятнадцать к четырнадцати. Численное превосходство на их стороне. Но вот только они в этом не уверены. Откуда им знать — сколько нас всего на самом деле? Сколько к примеру еще вон в том лесочке в ожидании хриплого звука охотничьего рога — нехорошо улыбается? Это их и беспокоит. Очень! Как тревожило бы и любого другого, оказавшегося в подобном положении. Да и наш ровный строй их впечатляет.

И это незнание и неуверенная тревожность — нам на руку.

И вообще — есть у нас козыри! Как не быть? Малость погорячился я, вздыхая об их отсутствии. Просто психую от того, что привык уже контролировать ситуацию и еще до начала схватки — сеять в душах врагов шок и трепет. А это не есть правильно. Нельзя так расслабляться! А вот у противника ничего подобного нашему оружию не наблюдается. Если бы было, то уже неизбежно лапали бы его внезапно повлажневшими ручонками. Инстинктивно и нервно.

Все эти мысли суматошным галопом проносятся в моей голове. Перед предстоящим боем — пустой буквально до звона. Пролетают не оставляя после себя ни малейшего, даже инверсионного, следа. Порхают туда — сюда. Бессмысленные как бабочки.

Страх и кураж! Или если хотите — вдохновение. Только страх и вдохновение перед боем, сродни предстартовому мандражу — доминировали во мне сейчас, вытеснив все остальное.

И еще что-то царапает душу. Не могу понять — что именно. Нечто — недавно увиденное, но нераспознанное?

А из-за спин мышастых глядят «беженцы». Тоже ситуацию не до конца отдупляющие и потому растерянные. Но все же с проблеском надежды в недавно потухших и понурившихся глазах.

И их наличие за спиной тоже не добавляет оптимизма серо — пятнистым. Опасающиеся нападения с тыла, не могут сражаться с полной концентрацией.

… - Не слышу ответа, зольдатики! — Зимний хорош! Он не просто выглядит опасным. Он и является таковым. От него прямо физически ощутимо давит силой и неукротимостью.

Вспоминаю свое первое впечатление и прикидываю, как я его воспринял бы, если бы в тот день Валера пришел не с миром. Неуютно бы мне было? Факт.

И люди стоящие перед нами сейчас — то же самое ощущают.

— А вы-то кто такие? — на полшага вперед выдвигается массивный рослый тип, лет тридцатипяти, с широченной красной мордой и сломанными ушами.

Здоровенный битюг — его в телегу в самый раз запрягать! Точно мусор — по взгляду и повадкам видать. Першерон леопардовый! Пахать на таком и чугун возить. А он всю сознательную жизнь тяжелее стакана, пээма и конверта с баблом — ничего не поднимал. Ну, возможно не считая спортзала. Но то — ох и давненько было. По всему видать бывший борец — не вчера заплыл дряблым, «тяжелым» жиром и обабился рыхлой фигурой.

— Если я тебе скажу, что я — Робин Гуд здешний, ты поверишь? Ну и правильно. Я — Валера Зимний. Это Горан и его парни, — он веско машет массивной лобастой башкой в сторону нашего строя.

— Короче: левый берег держим мы. И казахский анклав. И на нашей земле — залетные даже дышать могут — только получив на это разрешение. И исключительно носом — рта не разевая. Вашей кодле никто «добро» на это не давал. Значит нам придется вас наказать. За борзость и неуважение. По всем понятиям. У нас тут только так. Чужие здесь не ходят. — всё это произносится с настолько высокомерным апломбом, что даже какой-нибудь Людовик четырнадцатый, однозначно удавился бы от зависти.

Ты че несешь-то? — пригнув голову начинает бычить амбал, — да нам поровну, что вы тут себе сочинили. Мы за своим пришли. Эти твари вообще под нами ходят. — он коротко отмахивает лапой в направлении «беженцев», — они соскочить решили да еще и обнесли нас. Скрысили! Это как по-твоим давно протухшим понятиям — правильно? — «Першерон» яростно сглатывает и готовится сказать что-то еще.

— То, что вы сюда пришли — я вижу, — не дает ему продолжить Зимний. — Бригадой, с оружием, разрешения у хозяев не спросив! Это уже сделано. Только для тебя сейчас главный вопрос в другом: не зачем ты сюда пришел и с чем уйдешь, а уйдешь ли ты отсюда вообще или здесь и останешься. И еще: твоего тут ничего нет и быть не может! Повторюсь для особо тупых: левый берег держим мы, — Валера уверен и непробиваемо спокоен. Наверное, так же он двадцать лет назад на толковищах выступал. А мастерство, как известно — не пропьешь, — И значит, только нам здесь и решать: кому и где жить, чем заниматься, и жить ли вообще. Нам, а не чертям залетным. И вообще уясни себе четко, фуфел красноперый — у нас тут воля! И «с Дону — выдачи нет»! Теперь это наши люди. И все что у них есть — тоже наше. Чтобы тебе, цветной, понятней было — могу перевести: левый берег под нашей юрисдикцией и живет по нашим законам. Ну а на вас за борзость — на первый раз, так уж и быть только штраф наложим.

— Ты чё буровишь — демон? Крестного отца выключи! — широкая морда Першерона наливается багровым. Густые темные и широкие брови бугристо сьежжаются к мощной переносице — Да вас, козлов — за такое вниз бошками живьем закопают! Осади, клоун! Пока не поздно еще! Целее будешь…

Он боится. Поэтому и пугает. И потому же — старается завести себя. Громким рычанием прогнать холодный страх и пробудить жаркую ярость