Рассудите нас, люди - [30]

— Радуйся, привез. Вот какой у тебя брат. Цени!..

Нам не дали обменяться даже двумя словами, не дали встретиться нашим рукам. Песня оборвалась. На какой-то миг наступила тишина, и эта тишина сосредоточилась на Жене.

Серега Климов сунулся к Будорагину.

— Гляди, кто заявился! К Алешке прикатила. А делала вид, что незнакома с ним. Помнишь, в парке? Шайка-лейка...

Трифон недоуменно хлопал глазами.

— К тебе? — спросил меня Петр Гордиенко.

— Да.

— Она?

— Да.

Кто-то крикнул с хмельным озорством:

— Судить ее!

Возглас подхватили:

— Судить, судить!

Тетя Даша приютила Женю рядом с собой.

— Не орите! Не за что ее судить. Садись, дочка. Ты — девушка Алеши? — Женя скромно кивнула. — А он говорил, что у него нет девушки. Значит, врал он?

— Врал, — сказала Женя и улыбнулась мне:— Зачем ты врал?

Ей налили почти полстакана вина.

— Выпей за новобрачных.

Трифон сидел какой-то распаренный и добрый, галстук приспущен, ворот рубахи под ним расстегнут.

— Это они из-за тебя подрались? — спросила Анка Женю.— Да.

— Ах, лоботрясы!.. — Анка подтолкнула Трифона. — Подбери губы! У него неделю зубы ломило.

— А у Алеши глаз затек.

— Ну их! — Анка засмеялась, пьяненькая. — Давай с тобой выпьем!

Женя выпила вино. И пока она пила, хмель, метнувшись, завладел ею. Рука, возвращая стакан на стол, совершила уже нетрезвый взмах. Женя тронула пальцами рожки на лбу — «оп, оп!» — и засмеялась.

— Судить ее! — не унимался Серега Климов.

— Судить, судить!..

Илья и Серега подвели к ней подвыпившего «судью» и «заседателей».

— Подсудимая, встаньте, — пролепетал Вася.

Женя смеялась, ничего не понимая.

— Видишь ли, — пытался объяснить ей «судья», — если мы тебя не осудим и не вынесем приговора, то ты вроде бы не наша, чужая среди нас. Понимаешь? А если же мы тебя осудим и приговорим... то ты вроде уже наша, своя. Понимаешь?

— Я не знаю, за что вы собираетесь меня судить. Ну, все равно. К чему вы меня приговорите?

— К чему-нибудь. — Вася оглянулся на Илью и Серегу. — Например, пять раз поцеловать Трифона за то, что ты нанесла ему обиду.

— А я его и без суда поцелую. — Женя через Анку дотянулась до Трифона и поцеловала его.

Ребята, окружавшие ее, захлопали — оценили

Петр сдавил мне плечо, прошептал:

— Что с тобой, Алеша? На тебе лица нет. Вам лучше уйти. Уходите. Я все понял.

Меня не нужно было уговаривать. Я решительно отодвинул от Жени ребят, точно имел на это право: вспомнил, как они превратили меня однажды в гипсовое изваяние; вкус белой пыли во рту я ощущал до сих пор.

— Уйдем отсюда.

Я взял Женю за руку и сразу обрел какую-то необыкновенную силу.

— Почему, Алеша? Здесь так хорошо...

— Уйдем, — повторил я настойчиво.

Мы протолкались сквозь толпу и вышли из красного уголка. Пробрались вдоль коридора. Женя шла за мной и восторгалась:

— Какие хорошие ребята, Алеша!..

Мы выбежали в темные сени, остановились за дверью и обнялись. Мы стояли так томительно долго, оглушенные, как бы парализованные чувством близости. Входная дверь, открываясь и закрываясь, скрипела на ржавых петлях.

— Ты меня измучил, Алеша, — прошептала Женя. — Скрылся... Не показывался, не звонил...

— Я не смел.

— Ой, какой дурак!..

— Как ты меня нашла? Где встретила Семена?

— Домой к вам ходила. Сил не стало ждать... Семен проводил. Я люблю тебя... Знаешь, Алеша, во мне произошел какой-то переворот, очень сильный. Мне даже страшно делается. Не могу сладить с собой. Обещай мне, что ты не скроешься больше!

— Обещаю, — прошептал я.

— Мы должны видеться каждый день.

— Да. Выйдем отсюда.

— Нет. Постоим еще немного. По-моему, уютней и прекрасней этого места на земле нет.

Горячая волна вдруг ударила меня, перехватила дыхание.

— Ты удивительная. Женя, — прошептал я. — Я не нахожу слов, чтобы выразить, какая ты удивительная!..

— И не ищи, не говори. Обними меня. — Женя уткнулась носом мне в шею. — Мама со мной не разговаривает. Мы поссорились. Из-за Вадима. Нет, это из-за тебя. Мама хочет пригласить доктора, проверить, все ли у меня в порядке по части психики. — Женя усмехнулась. — Конечно, не в порядке — я ведь немного спятила... А мне от этого и весело, и тревожно, и я какая-то сама не своя. Это, наверно, оттого, что я счастлива, что люблю... Я сказала об этом Елене Белой, она так обрадовалась, захлопала в ладоши и поцеловала меня

— Кто это Елена? — спросил я.

— Подруга моя. Я тебя познакомлю, только смотри не влюбись — она красивая, как волшебница.

— Не та ли, к которой Растворов спешил тогда в «Пекин», помнишь?

Да. — Женя горестно вздохнула. — Мне ее очень жаль, Алеша, она так несчастна. Аркадий ей проходу не дает, куда она, туда и он. И она никак не может от него отвязаться. Когда Борис Берзер попытался за ней ухаживать — он тайно влюблен в нее, я это знаю, — то Аркадий остановил его в коридоре и заявил при мне и при Елене: «Слушай, секретарь, если я еще раз увижу тебя рядом с ней, то — я еще точно не знаю, что с тобой сделаю, — но боюсь, что тебе не удастся получить высшее образование и первенство по шахматам унесешь с собой в вечность». И рассмеялся так издевательски.

— Ну и что он, Берзер ваш, согласился с этим? — спросил я.

— Он не очень нравится Елене, вот в чем дело-то. Но Аркадию он заявил, как всегда хладнокровно и с достоинством, что если ему нужно будет подойти к Лене, то его не спросится, потому что не боится... А Елена просто не чает, как от него, от Аркадия, отстать...