Расстрижонка - [36]

– Господине. Ванечка. Заскучала я по тебе, истомилася…

Я как-то… на этот счёт… не задумывался. Денёк сегодня… из запредельных. Я, конечно, парнишечка крепенький, «мышь белая, генномодифицированная». Но у такой же «мышки» под топором походить… Однако ж — хороша! За последний год — чуть пополнела, налилась. И ведь знает, забавница, как встать, как глянуть. Так и замерла. Ну что сказать — зрелище приятное. Свечка, и вправду — дрянь. Огонёк пляшет. Но от этого даже лучше: динамика игры света на обнажённом красивом женском теле… И ножки очень даже…

– Дозволь, господине, тебя ублажить-порадовать. А вот кафтанчик твой сюда положим, чтобы не смялся, не испачкался, а сапожки твои… э-эх!.. снялся… а другой… а вот поставим аккуратненько… а поясочек твой… где ж тут?… А вона… И рубашечку уберём-снимем, потом политую, солнцем гретую, пылью припорошенную… О! Вижу-чувствую, не забыл мил дружочек своей подруженьки… о как разгорелося… да затвердилося… А давай окошечко приоткроем да воздуха свежего впустим… а давай я сюда на лавочку — коленочками… тебе как? Вот и славненько… Я тут пошумлю-покричу малость… Тебе — не в упрек, себе — в удовольствие… О! А! О-о-о! Хорошо! Хорошо-то как! За весь год — первый мужик нормальный! Хоть один — от души пашет, не кривым сучком ковыряется! …бёт, а не дразнится! Ох, глубоко! Ох, достал! Ещё! Ещё, Ванечка! Ещё миленький! Ой, славно! Ой хорош уд мужа доброго, не огрызок недовыросший! Сильнее! Лишь с тобой с одним — по-настоящему! Не детва сопливая да гоноровая, муж могучий да искусный! Ох и мастер же ты Ваня! Мастер-мастерище — здорово …ище! Ай! Ой! У-у-у! Ещё-ещё-ещё! Ай! Ай! У-ё-ё-ё-й…! Уф.

Ну и текст она гонит! Несколько… просветительский. Мне, конечно, лестно, но как-то…

– Цыба, я чего-то не понял: кто тут кого…?

– Сейчас, гоподине. Только окошко закрою. Ну вот, теперь хоть режь, хоть бей — во дворе не услышат. Коль ты меня поял — мне бесчестия нет.

Так. Что-то я от «Святой Руси» отвык. Как-то мне… другая связка между этими понятиями казалась…

– Господине, ты велел мне в опочивальне посветить. Ну и вот… по обычаю… как с дедов-прадедов заведено…

* * *

Быстренько закапываюсь в дебри местного и сиюминутного «эжоповского языка» и вспоминаю. Наш, великий, могучий, всепогодный и вездесуйный. Именно его: русский язык.

«Ублажить» — в смысле оказания сексуальной услуги — понятно. «Греть постель» — слышал. Есть и ещё ряд иносказательных выражений близкого смысла. Типа: «взбить перину», «потереть спинку» или «посветить в опочивальне».

* * *

То-то Лазарь с лица свалился, в смысле: спал, когда я велел Цыбе мне посветить.

– Так ты б не ходила.

– Как это?! Это ж хозяину дома — прямое бесчестие! Что у него — служанки своевольничают. А уж после сегодняшнего… Он же не возразил! Стало быть — согласен. Стало быть — его воля.

* * *

Во, блин. Скажи — бесчестие, промолчи — аналогично. После сегодняшнего инцидента, когда я ему публично жизнь спас… Хотя, чисто между нами — я же сам конфликт и спровоцировал. Можно ж было мягче всё сделать.

Лазарю нынче отказать мне хоть в чём — прямая и явная неблагодарность. А это — точно «потеря лица». Бесчестие. Помимо яркого осознания собственной глупости, никчёмности и к делу непригодности.

Опять же — святорусский обычай. Лазарь — за старину держится. По «Закону Рускаму» жить стремится.

По традиции хозяин обязан предоставить гостю «постельную грелку». Причём, статус гостя в глазах хозяина сложным образом накладывается на иерархию женщин в усадьбе. Личные предпочтения гостя, всякие там внешности, физические, моральные, возрастные подробности «грелки»… учитываются, конечно. Но очень вторично. И срабатывают — нелинейно.

Типа: в одном доме нашёл в постели «квашню расползшуюся» — честь великая: «самая у нас толстая баба!». Толстая — значит красивая. В другом доме такое же — оскорбление: старуху корявую, никому ненадобную, бросили. «На — и утрись».

Отказываться нельзя — позор. «Не стоит». Слаб гость, не годен.

По сути: обязаловка. Изволь, гостюшка дорогой, делом доказать своё жеребячество. Оно же — мужество, оно же — правоспособность и боеготовность.

– Доктор! У меня беда: не встаёт.

– (Доктор в панике): А кого вы здесь, в моём кабинете, собрались…?!

Здесь — паники не возникает, здесь все «с младых ногтей» знают — «всех!». Однозначно. «Как с дедов прадедов заведено бысть есть».

Допускается освобождение по возрасту. Но здесь столько не живут. По ранению, по болезни, по пьянству до состояния общей неподвижности. Усталость от похода воспринимается как отговорка и сопровождается немедленным встречным вопросом:

– А в баньку?

Ссылки на церковные запреты и каноны воспринимаются как странность, манерничанье и приводят к отчуждению — «не наш человек». А уж указание на моральные устои, типа: у меня своя законная есть — как оскорбление.

– Ты чего, считаешь, что у нас ничего приличного не найдётся?! Возгордился немерено! Смотри — за гордыню-то господь наказует!

* * *

Цыба шустро влезла в своё трёхслойное платье и принялась заматывать платок.

– Ты бы сказала. Ну, типа: не в настроении, устала, голова болит или просто…

– Ежели бы ты меня отсюда так выпустил, не огуленую — мне бесчестие. Побрезговал, де.