Расстрижонка - [22]

– Нет. Это для жены моей — бесчестье.

Для какой жены?! Для этой… «ясыни»?! Которая… которую… Эмир Ибрагим тогда смеялся: «русские на обноски падки». Да тут, на «Святой Руси» у каждого всякого вятшего…!

– Ты ж сам про отца своего Юрия Долгорукого, сказывал, что у него по паре ублюдков в каждом селе! От Старой Ладоги до Канева! Да ты ж сам по-молоду…!

– То было прежде. То я не женат был. А ныне… грех. Паскудство и непристойность.

Та-ак. Облом. Я, конечно, знал, что Боголюбский — человек твёрдых принципов. Но чтобы и в этом поле…

* * *

Чему есть подтверждение в показаниях рентгенолога. Понятно — не нынешнего, не 12 века. Но профи и по костям может и из 21 века кое-что сказать о моральных ценностях человека.

«По состоянию скелета следует признать, что он принадлежал человеку темпераментному, легко возбудимому, с живой фантазией, склонному быстро впадать в расстройство и бурно откликаться на самое незначительное раздражение. Несколько покатый лоб сообщал лицу выражение жестокости, а в минуты гнева сверкающие белки создавали впечатление свирепости. Этому человеку было за шестьдесят, но выглядел он моложе своих лет. Окружающие считали его заносчивым и спесивым. Он не избегал драк и в пылу схваток обнаруживал недюжинную силу и храбрость. Нравственный облик этого человека не был омрачен распутством. Надо полагать, что он щадил честь женщины и хранил верность супруге.

Его предательски убили. Только один удар был нанесен противником спереди, остальные наносились сбоку и сзади по лежачему телу различным оружием: рубящим — саблей или мечом, колющим — вероятно, копьем. Роковой удар последовал сзади. Рубила опытная рука: она срезала часть лопатки, головку и большой бугор левой плечевой кости. Обильное кровотечение лишило жертву сил сопротивляться, но нападавшим этого, видимо, было недостаточно: целью нападения было не ранить, а во что бы то ни стало убить. На беззащитную жертву сыпались ошеломляющие удары сзади. Человека, лежащего на левом боку, рубили мечом и саблей…».

У каждого человека — не только у турок — в голове есть «турецкое седло». По форме которого можно судить о состоянии «наездника». Который, в немалой степени, управляет поведением человека.

Здесь есть деталь, противоречащая летописи: судя по костям, Андрею отрубили левую руку, а не правую.

Это описание по скелету, соответствует моменту убийства, когда ему было 64 года.

«Нравственный облик этого человека не был омрачен распутством. Надо полагать, что он щадил честь женщины и хранил верность супруге».

Я же предполагал сохранение у него юношеского отношения к сексу, так, как оно описано в его «Житии», а оно вона как…

Мда… люди с годами — меняются. Очень не оригинальная мысль. Гарем — отпадает. Жаль.

* * *

– Тэ-кс. Проверять на других… самочках — ты не хочешь. Слова Ану… И её «да» — ничего не значит, и её «нет» — ничего не значит, и если она скажет «не знаю» — это тоже ничего не значит. Улиту… м-м-м… Софью — ты отпустил в Ростов. Расспросить её — ты не можешь.

– Зато я смогу расспросить её… блудодеев! Имена которых ты видел в своих… в своём «свитке кожаном»! Иезикиля плешивая! Кто?! Кто там назван?!

Я задумчиво смотрел на снова входящего в бешенство князя. Сегодняшняя ситуация отличается от нашей беседы в Янине. Но — незначительно. Прежние аргументы, как и тогдашние отмазки — сохраняют актуальность. Я могу назвать имена только один раз. И только в состоянии гарантированной личной безопасности.

– Разговор пустой. Не скажу. Сам не уверен. А дела нынешние показали, что ты мои предположения принимаешь на веру бездумно. И начинаешь сразу… крушить что не попадя. Я такой грех на душу — не возьму.

– Х-ха… А ежели я тебя тут… прикопаю? А? Пожить-то не хочется? Ты ж там, на Стрелке, такие дела начал. Неужто не жалко? Всё это прахом пойдёт.

Злорадство на этой татарской морде… выглядит особенно отвратительно.

– «Неужто?» — Ужто. Жалко. Но я потерплю. Ты меня о смерти и прежде спрашивал. Ты уж запомни наперёд, брат — я смерти не ищу. Но сапоги тебе, или хоть кому, и под топором — лизать не буду. Крепко запомни. А то у нас — что ни встреча — всё одно. Давай, Ванечка, на дыбу да на плаху. Повторяешься, братец. Утомляешь однообразием. И ещё: твои потери будут больше. Вспомни наш разговор в Янине. А теперь, ко всем тогдашним моим словам, которые тебя тогда от казни моей удержали, они ведь никуда не делись, добавь Всеволжск. Он есть, он растёт. Русский город на Стрелке. Меня нет — и его нет. «Всё — прахом пойдёт». И ты — это знаешь. Как и то, что поставить там свой городок — тебе не по зубам. Гороховец на Клязьме — вот твой нынешний предел. Не твой — всей земли Залесской.

* * *

Я играю очень опасную игру без чётких правил: сталкиваю разные варианты его логик. Точнее — его эмоциональных оценок противоречивых логических построений. Как муж-рогоносец он должен отправить меня на дыбу. Но если бы он был только мужем, он бы не был Боголюбским. Как нормальный русский князь, он должен отрубить голову дерзкому слуге. Только я ему — не слуга. И нормальный князь не додумался бы до такой новой сущности — «Воевода Всеволжский», до проистекающего от этого «пограничного явления» — «вольный город Всеволжск» — выгод. А вот Боголюбский, который не вообще, где-то там, князь чего-то, а князь Суждальский, светоч православия в дебрях лесных, столп закона Рускаго средь племён диких, распространитель границ земли нашей, витязь святой Царицы Небесной…