Расстрел на площади - [29]

— Посвящается нашему гостю, — торжественно продекламировала Беда, расправив плечи. — Стих Патрищевой Победы. «Любовь». Это название такое…

— Я понимаю, — поспешил откликнуться Игорь тоном знатока.

— «Любовь». — Беда поднялась с табурета и начала читать:

Любить мы можем с детства всех —

И маму, брата, и семейство,

И друга детских лет, — и все ж

Куда важнее если… если

Мы любим то, что суждено

Нести по жизни год от года.

И свой писательский талант

Мы пронесем по жизни гордо.

Любовь к стихам, любовь к труду,

Она возвысит наши души.

Ты Родине отдай ее,

Она вовек тебя…

— Ну, тут я еще не придумала! — приятно зардевшись, сообщила поэтесса. — Не могу найти рифму к слову «души».

— Уши, — сказал Игорь. — В целом, ты знаешь, очень даже ничего, — похвалил он, — энергично. Чувствуется ритм стиха. В последней строфе, правда, я не совсем понял, кому и кого надо отдать, но в целом, повторяю, звучит убедительно.

— Правда? — обрадовалась Победа.

— Чтоб я сдох.

— Ну, вот, опять шутите, — огорченно вздохнула она.

— Не шучу. Не шу-чу! — по слогам произнес Игорь и для убедительности даже легонько встряхнул девушку за плечи. — Не останавливайся на достигнутом, и о тебе скоро узнает вся страна.

— Шутите, — радостно повторила Беда, и по лицу ее разлился румянец удовольствия.

Мария Дмитриевна и Виссарион переводили взгляд от гостя к Победе и кивали на каждое слово, будто боясь показаться невежливыми или же, чего хуже, не сведущими в литературе.

Виссариону, впрочем, это притворство быстро надоело, и, заскучав, он просочился из кухни в коридор и хлопнул входной дверью.

— Виссарион, — опомнилась Мария Дмитриевна, — вернись сейчас же, хватит баклуши во дворе бить! — Однако его уж и след простыл.

Воспользовавшись заминкой, Игорь поспешно поблагодарил хозяев за ужин и направился к себе.

За спиной он услыхал сдавленное перешептывание, смысл которого понять было нетрудно.

Мать: «…Оставь его в покое, дай человеку отдохнуть!» (Это об Игоре.)

Дочь. «…Ничего ты не понимаешь». (Это о поэзии)

Мать «…Осталось всего ничего, кот наплакал!» (Это о деньгах.)

Дочь. «…Может, он мне подскажет». (К сожалению, это опять об Игоре.)

Оставалось только обреченно вздохнуть и готовиться к вторжению в комнату доморощенной поэтессы.

Игорь уселся за стол, скоренько разбросал перед собою в поэтическом беспорядке бумаги и, закусив губу, уставился в пространство перед собой, изображая глубокую творческую задумчивость.

Едва он успел проделать это, как в дверь раздался робкий стук, и на пороге возникла Победа с донельзя виноватым выражением лица.

— Ой, вы работаете? — фальшиво удивилась она — Значит, я вам мешаю. А то я поговорить хотела.

— Кое-что в твоем стихотворении пробудило во мне творческую идею, — значительно произнес Игорь.

Это была ошибка — входить в контакт не следовало ни под каким видом, в чем лжелитератор тотчас убедился.

— Правда? — обрадовалась Беда и сделала три шага по направлению к нему, словно бы невзначай. — Интересно, а что именно?

— Я теперь не помню… но, пожалуй, вот это: «Та-ра-ра-рам… любовь к семье!»

— К стихам, — поправила девушка. — Любовь к стихам.

— Вот именно! — воскликнул он. — Погоди-ка… я запишу!

Он склонился над бумагой и принялся исписывать ее, строчка за строчкой, своим мелким каллиграфическим почерком.

Это был прозрачный намек, однако хозяйкина дочка упрямо не хотела его понять.

— А можно я прочитаю, что вы написали? — промолвила она после недолгой паузы.

— Нельзя, — отрезал Игорь. — Настоящий писатель никогда не показывает свои черновики.

— Никогда? — удивилась Победа.

— Никогда и никому.

— Странно. А вот я показываю.

— Делай выводы.

— А вы завтра на завод пойдете? Я хотела вас с девчонками из бригады познакомить.

— Зачем?

— Сами же просили! — обиделась Беда.

— Ах, да. Конечно.

— Вот здорово! — Она опять прыгала, как шаловливый котенок, будто ни в чем не бывало. — Они вас прошлый раз видели, и вы им очень понравились. Спрашивали: а что, вы женатый или нет? — Она с лукавым интересом глянула на постояльца.

— Нет, — сказал Игорь.

— Почему? — притворно изумилась Победа. Разумеется, она отлично знала, что гость холост, но теперь важно было выяснить причину его холостячества. — Разве вам девушки не нравятся?

— Нравятся. Только девушек много, а я один. Очень трудно остановить свой выбор… — Он игриво стрельнул глазками в собеседницу.

— У нас на заводе праздник намечается, — сообщила Беда, — а на празднике хорошо знакомиться и дружбу заводить!

— Что за праздник?

— А Бог его знает. Вроде освобожденного труда.

— Ух ты! — воскликнул Игорь. — Вот если бы еще объявили праздник освобожденной дружбы и любви — вот было бы здорово!

— Да ну вас! — рассмеялась она своим звонким, хрустальным смешком, отворачиваясь. — А что это у вас за ящичек такой? — Она указала на небольшую, перетянутую бечевкой коробку, стоявшую позади чемодана у двери.

Игорь хлопнул себя ладонью по лбу:

— Тьфу, совсем забыл! Это посылка.

— Вам?

— Да нет, не мне. Проводница передала своей сестре… какой-то Даше из медпункта. Знаешь такую?

— Даша из медпункта? — кокетливо переспросила Беда. — Отчего ж не знать, знаю!

— Она симпатичная?

— Ну, как сказать… У вас там в Москве, наверно, и получше есть. Я видела в кино, какие там артистки. Вон, в «Карнавальной ночи» — тоненькая, улыбчивая, мечта!