– Что… что ты хочешь сказать? – пролепетал старик, заикаясь.
– Я – бедная сельская девчушка, – пепельные губы широко раздвинулись, оголив сияющие призрачной белизной зубы. – Я ничего не смыслю ни в войнах, ни в политике. Пока мое сердце билось, я знала лишь одно – есть вы, мой фюрер, главный защитник и справедливый судья нашего народа, и только вы можете мне помочь. И, как видите, я не ошиблась. Но от этого я не перестала быть сельской девчушкой, пусть я и всего лишь блеклая тень, связанная с этим миром болью, ненавистью и надеждой, вложенными в неровные строчки моего письма.
Старик больше не пытался ничего не говорить. Он лишь сверлил призрак усталыми помутневшими глазами и инстинктивно вздрагивал от разрывов авиабомб, неуклонно приближавшихся к его кабинету.
– Мой фюрер, я не могу даже заставить шевелиться занавеску на вашем окне, – продолжала девушка и в доказательство своих слов взмахнула бесцветной рукой, проведя ею сквозь кружевную ткань. – Неужели вы могли подумать, что я способна разрушить армии врагов нашего великого рейха? Я обещала победу в обмен на отмщение. Рассказала вам о проклятье. Приходила во снах. Но мы, девушки, вообще любим фантазировать. Уж вам ли не знать, мой фюрер.
– Но… – выдохнул старик, выпячивая челюсть и багровея от вскипающей в нем бессильной ярости. – Наши поражения! Это твое проклятье, ведьма!
– Я не очень в этом разбираюсь, – хмыкнула девушка, пожимая плечами. – Может, вас проклял кто-то другой? Например, те бесчисленные множества солдат, погибших на полях сражений. Или их дети, жены и матери. Или евреи. В конце концов, нас учили в школе, что именно они виноваты во всех бедах германского народа. Да, думаю, наверняка дело в них, мой фюрер. А я тут совершенно ни при чем.
– Ты обещала! – взорвался старик, схватился за грудь и рухнул на стол, судорожно хватая ртом воздух.
Прежде чем навсегда раствориться в облаке пепла, серые губы прильнули к его уху, и в последний раз вкрадчивый шепот царапнул сковываемый параличом разум:
– Прощайте, мой фюрер. И помните. Призраки тоже врут.
