Рассказы. Выпуск 1 - [24]

– Правда, что он кокаинщик, и что у него припадки эпилептические? И что он уже плохо соображает?

Следователь покраснел, придя в ярость от столь неуважительных слов в адрес фюрера, но сдержался и как можно более спокойным тоном ответил:

– Он болезненно переживает поражения на фронте и бедствия, которые терпит германский народ.

– Ну, это нормально, – лицо русского опять приобрело наглое и веселое выражение. – Вот прокатим его в клетке, как обезьянку, от Ленинграда до Сталинграда, посмотрим, как болезненно он переживет зрелище тех бедствий, что претерпел по его вине советский народ. Вот это будет шапито хоть куда.

– Но девушку жаль, конечно, – чуть подумав, грустно добавил он и сердито зыркнул на всхлипывающего Кунке. – Может тут повесим его? А фюреру карточку пошлем?

Леетш промолчал.

– Ладно, Фриц, давай к столу. Показывай, что видел.

За следующие полчаса карта советского разведотряда пополнилась десятком свежих пометок. Разведчики одобрительно кивали, обмениваясь короткими фразами. Однако идея отпустить обоих немцев, да еще и служивших в СС, восторга не вызвала ни у кого. На что их командир ткнул в карту и сказал:

– Каждый кружочек нам бы тут обошелся в одного-двух бойцов. А так, братцы, наши-то в Берлине уже почти. А эти скоро и сами сдадутся, и оберштурмфюрера нашего мы и так возьмем через месяц-другой. Пусть идет свою немчуру дальше пытает и расстреливает. Нам только польза.

В предрассветной дымке русский офицер, укутанный в маскхалат, сделал последний шаг по направлению к подножию высоты, на которой закрепилась поредевшая немецкая рота, и снял с головы Леетша холщовый мешок.

– Взбирайтесь на склон. Надеюсь, вас свои же не пристрелят. А то обидно будет. Моим парням за офицера СС увольнительную бы дали на пару дней.

– Благодарю, – холодно ответил следователь, без всяких эмоций глядя прямо в глаза русского.

– Вдохновил ты меня, Фриц, кстати, – ухмыльнулся русский.

– Съезжу-нагажу на ваш рейхстаг хорошенько, а потом в уголовный розыск пойду работать. Из меня Шерлок Холмс получше твоего получится. Прощай, – и с этими словами он растворился в тумане, будто его и не было.

Леетш чуть помедлил, сверля взглядом пустоту, после чего повернулся на север и ткнул Кунке в спину кулаком. Тот что-то промычал сквозь мешок, но, спотыкаясь, послушно побрел вперед.

– Правда отказались сжигать дом с пособниками партизан? – спросил следователь, толкая перед собой хромающего насильника.

– Это все Отто. Он сказал, что пристрелит того, кто осмелится поджечь дом, – всхлипывая, ответил Кунке.

– Понятно, – пробормотал Леетш, вспоминая угрюмое лицо долговязого солдата. – Значит, я все правильно сделал.

– Теперь ты отомщена.

Голос старика дребезжал, подобно треснувшему трамвайному стеклу. Изъеденное стрессами и фармацевтикой лицо исказилось в подобострастной улыбке, направленной в полумрак кабинета. Не получив ожидаемой реакции от пустоты перед собой, старик вздрогнул, и его рука нервно забилась в агонии на столе, сметая важные государственные бумаги во все стороны.

– Ты отомщена! – теперь в голосе звучало отчаяние.

За окном завыли сирены воздушной тревоги. В дверь кабинета настойчиво постучали. Что-то с неестественно громким ревом пронеслось над зданием Рейхсканцелярии, а следом воздух наполнился рыком мощных даймлеровских моторов. Однако старика все это светопреставление за пределами его кабинета ничуть не волновало. Он скрюченными пальцами сжал в еще повиновавшейся руке маленький голубенький конвертик и упрямо сверлил немигающим взглядом пространство перед своим столом.

Стук в дверь прекратился. Конечно, за окном ничего и не думало прекращаться. Налеты на Берлин теперь шли как по расписанию. Но стучавший понял, что у хозяина кабинета наверняка есть причины не открывать дверь. По крайней мере, ближайшие полчаса, пока воздушная армада противника еще далеко.

– Я тут, – вкрадчивый шепот царапнул разум старика, и тот ощутил, как пустота побежала по венам.

– Ты отомщена, – повторил обрадованный старик и махнул бьющейся в конвульсиях рукой в сторону окна. – Мы нашли его. И он понес наказание.

– Правда? – над бездонными провалами глаз, в обрамлении пышных девичьих ресниц изогнулись удивленными уголками тонкие брови. – Благодарю, мой фюрер. Мне стало намного легче.

Пепел начал рассеиваться, а пустота в теле старика заполняться дряхлой плотью. Он вскочил так резко, что кресло с грохотом упало на спинку, и попытался схватить исчезающую фигуру.

– Проклятье снято?! – взвизгнул старик, беспомощно хватая пальцами воздух. – Ты обещала!

– А ведь и правда, обещала, – согласился шепот.

Серые губы скривились в усмешке. Облако рассеялось, и под пылающим безумием взглядом старика осталась стоять фигура девушки, будто сошедшая с экрана кинотеатра кайзеровской эпохи. Тут и там ее тело подрагивало, искажалось, и сквозь прорехи в серой плоти проглядывало ясное берлинское небо за окном рейхсканцелярии. Старик замер с лицом, перекошенным то ли от ужаса, то ли еще от одного из десятков обуревавших его чувств, и даже взбунтовавшаяся рука прекратила биться в судорогах.

– Мой фюрер, неужели вы думаете, что все находящееся за гранью вашего понимания – истинно? – скрежещущий шепот был пропитан глубоким презрением. – Явись пред вами призрак, никс, ве́тте или тролль, вы от каждого бы ожидали исполнения всех его обещаний?