Рассказы. Выпуск 1 - [22]

– Серьезно?! – воскликнул русский и хлопнул себя ладонями по коленям. – Вот это номер!

– Такого наглого фрица, братцы, я еще не видел! – посмеиваясь, сообщил он товарищам. – Такую пургу мне чешет, что хоть стой, хоть падай, хоть психиатрам на опыты отдавай!

– …Если окажется, что он не виновен, – упрямо договорил Леетш. – Я лично приложу все усилия к тому, чтобы вернуть его вам обратно.

– Все это, друг, сказочно очень звучит, – хмыкнул русский. – Сдается мне, что у тебя с головой проблемы. Или ты настолько хитрую игру ведешь, что просто так тебя и не расколоть.

– Посмотрите мои вещи и убедитесь сами.

Русский выложил на стол содержимое полевой сумки, изъятой у Леетша, и принялся разглядывать фотографии и документы, из которых оно состояло. Лицо его, озаренное весельем, помрачнело при виде обезображенной девушки, запечатленной в больнице перед самой смертью. Перевернув фотокарточку, он внимательно прочитал описание и задумчиво покачал головой. Бланк Имперской службы безопасности заставил русского удивиться. Он несколько раз перевел подозрительный, полный сомнений взгляд с Леетша на документ и обратно, после чего подпер голову кулаком и тихонько подозвал к себе одного солдата в знакомом следователю маскировочном халате. Солдат кивнул и исчез, чтобы появиться менее чем через минуту, ведя за собой перепачканного в грязи и дрожащего от холода Кунке. По лицу Кунке струилась кровь из рассеченной брови, а левая рука беспомощной висела, как плеть. Он хромал на обе ноги и тяжело, хрипло дышал, периодически глухо и глубоко кашляя. Завидев, кто сидит перед русским офицером, пленный выругался и плюнул ему под ноги, на что Леетш отреагировал лишь холодным взглядом.

– Это он? – спросил русский, указав на Бодвина Кунке пальцем.

– Да, – кивнул Леетш.

– Что его ждет в Берлине?

– Виселица, господин офицер.

– Расскажите, как и почему этот человек заслужил виселицу.

И Фриц Леетш рассказал. Рассказал о поездке в Хадемсторф спустя год после смерти девушки, где скрупулезно собирал по крупицам всю имеющуюся информацию у местных органов правопорядка и местных жителей. Рассказал про долгие месяцы, проведенные на Восточном фронте в поисках разбросанных по разным частям солдат, проходивших в день совершения преступления через тот германский городок. И про поиски последних троих подозреваемых, отправленных на лечение то ли во Францию, то ли в Данию. Про сложности ведения следствия и перемещения по сужающимся просторам рушащегося рейха в условиях методических бомбардировок и усиливающегося бюрократического хаоса. И про последний день, в который ему посчастливилось выжить во время воздушного налета советской авиации, стать свидетелем боя с разведгруппой красноармейцев и проделать пеший путь в три километра по простреливаемой обеими сторонами заболоченной местности, чтобы оказаться здесь, лицом к лицу с тем, кого он искал последние два года.

Русский офицер внимательно его выслушал, периодически поглядывая на документы и фотографии, лежавшие под рукой. Потом перевел лишенный былого задора взгляд на Кунке и спросил:

– Вам есть, что сказать в свое оправдание?

– Он нацистский шпион! – яростно прорычал Кунке. – Не верьте ему. Его прислали в нашу роту для поиска коммунистов. Он запытал до смерти моего друга, Отто, и то же самое хотел сделать со мной. Товарищ офицер, меня отдали под трибунал в прошлом году за то, что я отказался выполнить приказ о казни женщин и детей, и разжаловали в рядовые!

Кунке долго еще гневно обличал нацизм, Гитлера и рейх, каясь в собственной слабости и невозможности противостоять государственной машине, заставившей его идти воевать против сил добра, и ни русские, ни Леетш его тираду не перебивали. Однако, когда он наконец выдохся, русский офицер пожал плечами и обратился к следователю:

– Объясните, почему я должен верить вам, а не ему.

Леетш молчал, не зная, что ответить.

– Вы, правда, пытали его друга?

– Да, – признал оберштурмфюрер. – Пытал.

– И он оказался не виновен?

– Да.

– Я так понимаю, виновность этого субъекта также без пыток доказана быть не может? – русский сердито ухмыльнулся. – Сначала мне показалась очень интересной и достойной внимания ваша история, Фриц. Но ваш подозреваемый привел железобетонные доказательства того, что это не так.

Леетш молчал, уперев холодный взгляд в золотую звезду, поблескивавшую на гимнастерке допрашивавшего его офицера.

– Здесь фотографии, общие данные о пребывании сотни с лишним человек в той деревушке, но никакой конкретики. На девушку напали ночью. Описать нападавшего она не смогла, – русский веером развернул фотокарточки перед Леетшом. – У вас нет ничего, чтобы привлечь нашего военнопленного к уголовной ответственности. Лишь ваши живодерские эсэсовские штучки. Сдирать кожу вы мастаки. Не удивлюсь, что остальные подозреваемые кончили так же, как и его друг, Отто. Нацистская ты свинья, Фриц.

Леетш не произнес ни слова в ответ на эту обличительную речь. Перед глазами стояла полупрозрачная фигура, выплывающая из серого облака, которая пожирала его своими пустыми глазами и кривила пепельные губы в презрительной улыбке.