Полковнику Смирнову нравились настоящие бумажные карты, желтеющие от времени и потертые по сгибам. Несмотря на все недостатки и неудобство в использовании, было в них что-то надежное, весомое — потому в юности Смирнов собирал их и хранил в специальном чемодане вместе с древними железными монетами, а при возможности украшал ими обстановку. Но на Шатранге хороших бумажных карт не существовало: примитивным крокам коренного населения сразу пришли на смену цифровые карты колонистов.
Несколько таких было загружено в декоративную видеопанель, занимавшую в просторном кабинете полковника часть стены: весь Северный Шатранг, горная система Великого Хребта и анимированная схема планетарной системы местного солнца. На ней серо-бежевый шар Шатранга, второй по счету от звезды, казался не больше имбирного пряника; на границе системы кружила черная муха портала нуль-транспортировки. Если расширить схему в том же масштабе, секторальный центр Содружества — пересадочная станция «ТУР-5» — находился бы где-то за дверью кабинета, а Солнце и Земля — в сотнях километров, ближе к генштабу ВКС Шатранга, чем к подчиненной Смирнову колониальной базе «Дармын», о чем он, принимая решения и отправляя рапорты, не забывал себе напоминать. Как и о том, что Шатранг — не полноценный член Галактического Содружества, ежегодно вносящий в бюджет круглую сумму и наделенный за это определенными правами и гарантиями, а одна из десятка убыточных колоний, на которые Земля вот-вот махнет рукой. Но сегодня земное начальство в лице техинспектора Каляева само ступило за порог Смирновского кабинета, а видеопанель, обычно выключенная для экономии энергии, была подсоединена к рабочему компьютеру полковника и вместо карт отображала для инспектора запись с орбитального радара одновременно с наспех сделанной визуализацией аварии.
С момента катастрофы прошло около часа. Все случилось мгновенно: вертолет, словно уклоняясь от неожиданно возникшего по курсу препятствия, резко забрал на тридцать градусов к северу и нырнул вниз, слишком приблизившись к горной стене — и мощный горизонтальный поток опрокинул машину и швырнул на скалы. Обломки разметало по всему ущелью. Бортовой искин — экспериментальная навигационная система «Иволга» — на вызовы диспетчера не откликался. Датчик-пульсомер системы контроля состояния пилота погас в момент столкновения с землей.
«Твою мать. Как же так, Денис. — Поддавшись слабости, Смирнов на секунду закрыл глаза и незаметно ущипнул себя за запястье. Но ничего, конечно, не изменилось. — Твою же мать, как же так!»
— Несчастный случай? — ровным тоном спросил Каляев.
Смирнов невпопад подумал: осознает ли этот так некстати появившийся на базе человек, насколько двусмысленно звучат его слова, учитывая особенности воздушной навигации на Шатранге. И тут же понял: да, осознает, прекрасно осознает. Как и то, что Смирнов душу бы продал, лишь бы выставить его сейчас с Дармына.
Инспектора звали Михаил Викторович Каляев: так было написано в электронном удостоверении, представлявшем его как «заместителя начальника следственного отдела технической инспекции Содружества в Галактсекторе-5» и подтверждавшим его полномочия совать нос куда угодно, даже во внутренние дела подотчетной ВКС колониальной базы.
«Черт из табакерки, — зло подумал Смирнов, искоса взглянув на инспектора, пододвинувшего стул поближе к панели. — Натуральный черт без рогов».
При всем при этом, инспекция была неофициальной: Каляев прилетел один и первым делом попросил без нужды не афишировать его присутствие перед гражданскими властями. Сухопарый и остролицый, в идеально отглаженной и застегнутой на все пуговицы белой сорочке под старомодным, грязно-коричневого цвета пиджаком, с уложенной волосок к волоску жидкой шевелюрой, едва прикрывающей плешь на затылке — Смирнову он с первого взгляда не понравился. Из-за взвесей в воздухе почти все инопланетники пользовались на Шатранге носовыми дыхательными фильтрами, компактными, но, все же, немного меняющими профиль; однако у Каляева ничего подобного не было. Как предположил Смирнов, инспектор настолько желал изобразить из себя бывалого космического волка, что плевал на последствия — или, по моде галактических нуворишей, не пожалел денег на имплантацию новомодного бионического фильтра. Изображать радушие Смирнову давалось непросто, но, ему казалось — он справлялся и имел все основания надеяться на благополучное завершение инспекции, какова бы ни была ее истинная причина…
Но на второй день случилась авария.
Полковник Всеволод Яковлевич Смирнов давно уже разменял седьмой десяток лет по стандартному календарю. В прошлом командир отделения связи на космическом стратегическом бомбардировщике, с корабля он был списан в неполные сорок лет после превышения предельно допустимой нормы облучения. Но в почетную отставку Смирнов выйти тогда отказался — он хотел работать и сам просил у командования «какую-нибудь небестолковую» наземную должность. Ему не отказали; но перспективных мест на всех ветеранов не хватало — так что Смирнову, вместе с полковничьими звездами, досталась строящаяся колониальная база 91-А «Дармын» в предгорьях Великого Хребта Северного Шатранга: захолустье в захолустье, край мира. Восемьдесят процентов сотрудников Дармына оказались вольнонаемными гражданскими специалистами — учеными, инженерами, строителями. Прибывший на место Смирнов был растерян и зол; в первый год он совсем не знал, что делать, хватался за все подряд, путался, срывался. Но за четверть века он свыкся с этой работой, разобрался в управленческих и, насколько позволяло образование, в научных тонкостях и полюбил ее; полюбил Шатранг с вечно затянутым облаками небом и холодный Дармын, привязался к подчиненным. Погибший пилот был
