Рассказы - [2]

Получилось все так. Как-то вечером мы с председателем Сулейманом-ака пересчитывали в амбаре урожай, собранный бригадами. Вдруг я вижу — в воротах Абдулла, ведет осла, запряженного в арбу, арба покрыта брезентом.

— Эй, кавунчи, зачем арба, что за фокус? — удивился председатель. — Мало тебе машин?

— Дыню привез… — И Абдулла почему-то улыбнулся. — А машина сломалась…

— Одна сломалась, другая есть. Ну ладно. — Сулейман-ака взглянул на меня и, поняв, видно, что я сейчас позабуду про подсчет — а я, конечно, уже позабыла, — добавил: — Так что тебе?.. Нам некогда, видишь.

— А она одна.

— Одна? Почему, кто одна?

— Дыня одна.

Загадочно улыбаясь, Абдулла снял брезент. Мы с председателем ахнули в один голос — во всю жизнь я не видала такой громадины. Не вру — одна дыня заняла арбу. Сулейман-ака даже прослезился:

— Молодец, сынок! — Он поцеловал Абдуллу в лоб. — Кто мог ожидать — ты превзошел даже своего отца!

— И теперь вы дадите ему землю, да, Сулейман-ака? — не утерпела я.

— Землю?.. Да, землю… — Председатель задумался, потом махнул рукой. — Сколько?

— Пятьдесят гектаров.

— Пятьдесят гектаров?! С ума сошел!.. Ладно, бери!

Председатель пошел звонить в район, а Абдулла сказал: «Спасибо» — и пожал мне руку так, что я вскрикнула.

— Вам… вам спасибо, — ответила я и потрясла рукой. — Вырастить такую дыню… Как вы ее подняли?

Тут вернулся председатель.

— Ну вот, — он похлопал Абдуллу по плечу. — Завтра приедут из района… Поедешь от нас в Москву.

И правда, все так и получилось, как сказал председатель. Через неделю Абдулла уехал на выставку.

Пятнадцать дней без него тянулись, как пятнадцать лет. Я, наверное, даже постарела на эти годы, и так и была старой, пока не вернулся Абдулла. Теперь я снова красивая. Но это так, к слову… Главное, в эти дни я поняла, что люблю его…

Как же мне быть — ведь он ничего мне не говорит, разве только о работе, и в клуб он не ходит, как все другие парни, а если и придет — сидит себе в углу и улыбается. Ишь, мучитель нашелся! Ну погоди, вернешься — я знаю, что делать, не зря в институте парни жаловались: «Ох и язычок у тебя — бритва!» Пусть только попадется мне на глаза!

Но вот Абдулла вернулся из Москвы, работает, встречается со мной, а я и слова вымолвить не могу. Еще хуже стало, чем раньше, — то хоть о работе говорила с ним свободно, а теперь останемся наедине — и сразу язык мой меня не слушается.

В тот день, как вернулся Абдулла, долго он нам рассказывал о столице и о выставке, обо всем, что видел. Показал диплом. Я смотрела, как заколдованная.

Разошлись все уже, а я все сижу. Поглядел он на меня и спрашивает: «Разрешите, провожу вас до дома?» Господи, словно проснулась я, ожила, но, чтобы не выдать себя, говорю: «Что вы, не беспокойтесь…»

Дом наш стоит на окраине кишлака, прямой дорогой недалеко, но я почему-то свернула налево. Абдулла шел рядом.

— Не устаете? — спросил он.

— Некогда уставать! — засмеялась я. — Времени не хватает.

— Да, я тоже соскучился по своей бахче, пятнадцать дней руки без дела… А в нашей бригаде бываете? Как дела у девушек моих?

Меня словно в горную речку бросили. Остановилась я.

— Хорошо! — отвечаю. — Прекрасно! Лук пропололи… позднюю… позднюю дыню окучили уже… перец полили… Отличные дела у девушек ваших! Еще о чем узнать хотите?

Абдулла смотрит на меня и не понимает.

— Мавджуда, что с вами? Я вас обидел чем-то?

— Нет-нет… — Я закусила губу, чтоб не зареветь. Истукан каменный! — Знаете… зуб заболел… Дальше я пойду одна.

— Я провожу…

— Нет, спасибо!

— Но, Мавджуда…

— Нет, нет, не хочу отрывать вас от дела, идите, вон ваши девушки, без вас плачут…

Я побежала к дому, не раздеваясь бросилась в постель и тут уж выплакалась как следует.

* * *

Вот уже год прошел, как вернулся Абдулла из Москвы, как плакала я всю ночь. И чем больше избегала его, не видеть старалась, тем сильнее притягивает меня к нему… А он молчит… Когда говорим по делу — не смотрим друг на друга… Вижу, стал избегать меня. На заре уходит в поле, к ночи только возвращается, в конторе появляется, когда вызовут.

Чтобы заглушить тоску свою, я день и ночь езжу по полям, часто ночую где-нибудь на стане. Подняли мы четыреста гектаров, половину под хлопок, на остальных посадили фруктовые саженцы. Пятьдесят гектаров отдали Абдулле-кавунчи. До сих пор я не называла его так. А теперь — буду. Даже на собрании как-то раз назвала.

Была б я парнем — подошла к нему и спросила прямо: «А ну, отвечай-ка, милый друг, по совести: любишь вон ту девушку? Не видишь — сохнет по тебе?» Ну да, а вдруг отрежет: «Нет, не люблю»? Лучше не спрашивать. Лучше не жить уж тогда, что за жизнь без него…

Не могла я сидеть дома с такими мыслями в голове, и, хоть устала очень за день, накинула кофточку и вышла на улицу. Ночь темная, кругом ни души, а я через сад иду к реке. Листва под ногами приятно шелестит, луна из-за туч выглянула. Засеребрились впереди волны. И вдруг, и вдруг…

— Мавджуда! — позвал знакомый голос.

Я замерла от радости: Абдулла! Он подошел.

— Здравствуйте, — выпалила я, хотя мы и виделись днем.

— Здравствуйте. Что, не спится?

— А сами?..

— Я-то? — Он улыбнулся. — Люблю гулять ночью, к реке через сад пройтись люблю.