Рассказы - [13]

— А как вы тогда видите? — спросил Степан Алексеевич.

— Ну, боевыми методами: гранатой взрываем дверь и туда еще потом гранату… Или, например, две гранаты.

— Там иконы, — сказал Степан Алексеевич, — и евроремонт. Ваши действия подпадут под БУРС.

Ситуация была неоднозначная, а аргументы временно закончились. Большая стая воробьев сорвалась с земли и пронеслась мимо нас. Стало слышно все, даже ненужное, например, как нищие шептались вдалеке.

— Дорого у вас все. В Еропкино хлеб дешевле, — сказал один другому.

— Ну не хлебом же единым жив человек. Мясо у вас сколько стоит?

Вдруг словно из-под земли появился ксендз из костела — того, что за городом, за заводом кафельной плитки.

— Я дико извиняюсь, — сказал ксендз батюшке, — но у меня уже все высохло.

Я воспринимал все как во сне, но все равно понял, что речь идет об исповедальной будке, которую тот на время ремонта оставлял Степану Алексеевичу.

И тут то ли с того берега, то ли из-за далеких бессчетных изгибов Прощайки раздался шум. Показалось, будто гром прогремел или табун лошадей проснулся, попробовал копытами землю. Тогда я не мог знать, что происходит, узнал потом, просмотрев видеоматериалы.

Ксендз вежливо ждал в стороне. Нищие вежливо сидели на паперти. Все прихожане удалились в не контролируемый мной момент. Вечерело. Страхом веяло от каждого из нас, от недалеких кладбищенских крестов, от тех, кто заперся наверху. Я потянул Нагорного за рукав и отвел к небольшому садику в стороне от главного входа. Запахло корой и прошлогодней известью.

— Времени нет, — сказал я, — я так в Пункт опоздаю. Давайте штурмуйте.

— Ты шкура, — ответил он, — хочешь моих ребят на смерть послать? Понимаешь, какой это риск?

— Рисковать — ваша профессия, — сказал я и добавил: — Ты ведь будешь рисковать не за заложника, а за двухкомнатную на площади… Или парься в общаге до старости.

Нагорный потупил взгляд.

Шум нарастал, мы оглянулись. С не контролируемой пока стороны к церкви приближалась неведомая сила. Ее еще не было видно, но было уже очень хорошо слышно. Мы вышли за ограду, рядом стали батюшка, нищие и бойцы ОПСВНСП. Тысячи человек шли по Новому мосту с той стороны Прощай ки. Те, кто не попал на мост, плыли на лодках.

— Что это, сыночки, крестный ход? — спросила выросшая из-под земли согбенная старушка. Под тяжестью горба она даже не могла поднять голову и взглянуть вперед. — Рано же еще.

— Рано, — сказал нищий.

— А кто это, сыночки?

Нищий всмотрелся вдаль:

— Это Русин.

— 7 —

Что происходило незадолго до этого на холме Единства, можно узнать по видеозаписям: и основным, которые писались для эфира, и с бэкстэйджа — для хроники. Взволнованная похищением Русина публика ждала, выступления остановились. Усилия Леши Козина развеселить людей ни к чему не привели. Ни ребят из «Быстрых углеводов», ни девчонок из «Имитации оргазма» не приняли. Все остановилось. Более того, пришлось вывести на большой экран прямую трансляцию новостей о захвате заложника. Так что освобождение Русина видел весь фестиваль: как с него срывали пакет, брали интервью. Улыбка Русина сияла шесть на девять метров.

Ждать его пришлось недолго. Как только телевизионная машина стартовала с церковного двора, колычане развернулись от экрана к реке. Еще через полминуты они увидели машину на холме, потом на мосту. Встали. Закричали. Заплакали.

Русин вышел, публика расступилась, и, словно посуху, Володя прошел к сцене, где уже стояли музыканты «Мистического путешествия». Люди могли молчать долго и готовы были слушать вместе с Русиным тишину ровно столько, сколько понадобится ему. Потому что он понимал в ней больше, потому что от Колыча до Старовятска это была его, Русина, тишина и ее нельзя было нарушать. Ее можно было только составлять и, если повезет, слушать вместе с ним.

— Как вы думаете, — сказал Русин, — почему я не ношу черные очки?

Последнее закатное солнце озарило его лицо.

— Потому что они мне не идут? Нет. Не поэтому… Может быть, они вредят зрению? Нет, не вредят… Где же разгадка?

Никто не знал разгадки. Река плескалась о берега, слезы подступали к глазам.

— Дело в том, что в очках я вижу мир не таким, какой он есть на самом деле.

Люди еще не понимали смысла аллегории, но понимали, что нужно следовать словам Русина, движению его и своей души. Тысячи рук сняли тысячи очков и, стараясь не шуметь, спрятали их в сумочки и карманы. Звукорежиссер за пультом за неимением очков снял бейсболку.

— По той же причине, — сказал Русин, — я не ношу плеер.

Уже не дожидаясь толкований, все сняли с шеи наушники, звукооператор снял свои большие, профессиональные.

— Конечно, — продолжил Володя, — приятно слушать музыку, гуляя на природе и по городу. Конечно, музыка приятнее, чем шум машин и лесопилок… Но ведь именно шум машин и лесопилок и есть звук города на самом деле. Так же как слепящий, а не приятно приглушенный свет — это свет на самом деле.

Так почему же мы ради сиюминутных ощущений не хотим открыть себя реальности, жить и любить на самом деле?

Кто-то не выдержал. Раздался стон, истерика преданности.

— Самоубийство — не выход, — сказал Русин, — ведь это не будет смерть на самом деле.