Рассказы - [33]

Накануне рождества он вернулся из Мьюрри, помылся под душем, переоделся и направился к усадьбе.

Мистер Гулд, как обычно после второго завтрака, дремал в кресле на веранде.

— Вот что, Чарли, — сказал он, когда они обменялись обычными замечаниями о погоде и состоянии пастбища в Мьюрри, — мы с девочками на рождество собираемся в Вилландру. Работникам я оставлю ящик виски и бочку пива. Пусть они тут вволю повеселятся. Это их право. Даже сам Джок на рождество распускает удила. Хочу, чтобы и ты остался тут и присмотрел за порядком. Проследи, чтобы к понедельнику Джок проспался, а Пита Ларсена отвези обратно в Мьюрри.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Чарльз, пытаясь скрыть свое огорчение.

— Ты тут придумай какие-нибудь спортивные соревнования. Это отвлечет людей, даст выход их энергии. Но не позволяй им затевать ссоры и, чего доброго, устраивать драки.

— Слушаюсь, сэр, — повторил Чарльз.

Значит, его оставили присматривать за пьяными и убрать их из Иенды к возвращению мистера Гулда с дочерьми. А он-то думал провести это рождество совсем по-другому. Правда, Иенду оставляли под его ответственность, но даже и эта мысль не принесла ему удовлетворения.

После обеда Чарльз сыграл партию в кольца с Джоком и Сэмом Тулли. Когда кольца надоели, он хотел было сыграть в крикет с туземцами, Питом Ларсеном и еще двумя белыми работниками, чьей специальностью было рытье колодцев. Но у этих людей были свои собственные представления о развлечениях, и крикет их ничуть не привлекал. Они предпочитали пьянство, борьбу и туземные игры. Огорченный Чарльз уселся на веранде и стал писать письмо матери.

И вот теперь старая Мэтти нарушила его покой своим мрачным предсказанием. Чарльз никак не мог выкинуть его из головы и сосредоточиться. Неужели старуха сказала правду?

Как ненавидел он эту пустынную, выжженную солнцем страну, зной, пыль, насекомых, овец, коров с их бесконечной жвачкой и этих черномазых! Он уже привык обращаться с ними не лучше, чем с собаками, приправляя свои приказания ругательствами, совсем как Пит, хотя туземцы смеялись над ним и не обращали на это никакого внимания, а когда ему случалось проходить мимо их улу около ручья, они что-то насмешливо кричали ему вслед.

В том месте, где ручей вливался в реку, образовалась песчаная отмель, и Чарльз ясно представил себе островки, возвышающиеся над пересохшим руслом. Солнце еще не выжгло на них траву, и овцы с ягнятами паслись там в тени кустарника. Слова Мэтти о надвигающейся буре и об опасности, которую таила в себе река, не давали Чарльзу покоя.

Чарльз не раз слышал рассказы о том, как река разливалась после дождей. Потоки воды обрушивались в реку с дальних холмов, и тогда она на целые мили затопляла окрестности. Чарльз мало верил этим сказкам о разверзшихся небесах и внезапных опустошительных наводнениях. И все же, если это в какой-то мере соответствовало действительности, если в словах Мэтти была хоть доля правды…

Он вышел на крыльцо и внимательно посмотрел на небо. Чистое и прозрачное, оно, словно шелк, отливало, синевато-фиолетовыми тонами в лучах вечернего солнца.

Чарльз вспомнил о Джоке. Может быть, он сумеет добиться чего-нибудь путного от него. Но Джок хвастался, что напивается всего дважды в год — на рождество и в сочельник. Уж тут он давал себе волю.

Если ферме грозит наводнение, убеждал себя Чарльз, и Иенда потеряет овец и драгоценных бунгарийских ягнят, Джоку несладко придется. Чарльз направился к олеандрам, в тени которых растянулись на траве Джок и Пит. Перед ними стояла бутылка виски.

— Послушай, Джок, — решился Чарльз, — похоже, собирается дождь.

— Дождь? — Джок расхохотался. — Кто сказал, что будет дождь? Дождя не будет больше, не будет, не будет… — весело запел он.

— Старая Мэтти говорит, что будет буря. Река разольется, — настаивал Чарльз.

Джок приподнялся и сел. На лице его отразился испуг, и он вдруг протрезвился.

— Если Мэтти говорит, что будет дождь и река разольется, значит, так и будет. Не помню, чтобы туземки когда-нибудь ошибались. Живо за дело, Чарли. Скажи работникам, чтобы запрягали лошадей. Отвези Пита в Мьюрри. Там возьмете свежих лошадей. Перегоните маток с ягнятами с островов на берег и оттуда в горы. А я поеду к нижним загонам.

Пошатываясь, Джок направился к дому.

— Еду! — сказал Чарльз.

Он крикнул туземцам, чтобы они поймали лошадей и запрягли их в тележку Пита. Через минуту он уже сбросил с себя белую шелковую рубашку и фланелевые брюки, надетые по случаю рождества, и натянул комбинезон. Затем пошел в кладовую и взял запас муки, сахара, масла, бекона и несколько банок джема.

Туземцы подвели упряжку к веранде, Чарльз сложил в тележку продовольствие и помог работникам покрепче привязать Пита к сиденью ремнями из сыромятной кожи.

Лошади не стояли на месте, и, глядя, как они бились в упряжке, вставали на дыбы и кидались из стороны в сторону, Чарльз забеспокоился — сладит ли он с ними? А вдруг они разнесут в щепы легкую непрочную повозку и выбросят их с Питом? Он изо всех сил натянул вожжи, сдерживая лошадей. Когда они выехали на равнину, лошади поуспокоились, править стало легче, но теперь Чарльз боялся потерять дорогу в густой, непроглядной тьме и заблудиться в зарослях мульги, тянувшихся на сотни миль вокруг. Луна еще не взошла. Оставалось положиться на лошадей, которые хорошо знали дорогу. Пит начал проявлять признаки беспокойства. Он старался освободиться от сыромятных ремней, крепко притягивавших его к спинке сиденья. Когда наконец в небе над мульгой засветились звезды и выплыла золотистая луна, Чарльз увидел, что на губах у Пита мутная пена, а распухшее лицо искажено гримасой.