Рассказы о прежней жизни - [10]

Начальник смотрит — понять ничего не может.

— Да вы специалиста пригласите, — деликатно подсказывает автор.

Вызвали специалиста — тюремного инженера. Инженер помозговал над чертежом, на линейке логарифмической что-то прикинул, а потом уважительно глянул на узника и докладывает начальнику:

— Все правильно — он к соседу ход копал. Азимут у него точно взят, можете не сомневаться. Удивляюсь только: как он направление сумел определить.

— А я по звездам, — говорит узник. — У меня там окошечко имеется — так я по звездам.

Инженер опять посмотрел на узника пристально и головой покачал. А потом отозвал начальника в сторону, шепчет:

— Уникальный случай. Знаю я это окошечко. Сам проектировал. Из него полторы звезды видно, а какие — убей меня бог — не скажу.

Начальник тюрьмы, сообразив, какая птица к нему залетела, перестал на кандалах настаивать.

— Ладно, — сказал, — оставьте все как есть. Разберемся.

Доложил начальник об этом нелогичном случае своему начальству, начальство отрапортовало по инстанциям высшему руководству, высшее руководство — министрам, министры — королю. Эти уже преподнесли историю не как курьезный случай, а наполнили ее глубоким смыслом.

— Вот, Ваше Величество, — сказали министры, — вы все сетуете, что нравственность падает. А посмотрите, что в действительности происходит, какого размаха патриотические чувства достигли. Узник, даже на пожизненное заключение осужденный, не желает тюрьму покидать. И в доказательство своей лояльности, чтобы, значит, не голословным выглядеть, прокопал подземный ход. Но не на волю, а в соседнюю камеру. То есть подчеркнул тем самым, что мог бы и на волю прокопать, кабы не благословлял своей судьбы, определенной ему законами нашего демократического государства.

Король выслушал донесение министров, ноготок задумчиво покусал и спрашивает:

— Не желает, значит, на волю?

— Никак нет, Ваше Величество! Активно не желает.

— Ну, пусть пока посидит.

Словом, легализовалось положение. Начальник тюрьмы рад-радешенек. Он, конечно, вроде бы и предотвратил побег — с одной стороны, но с другой стороны — у него под носом как-никак четырнадцать лет подкоп вели, пусть даже и не злоумышленный. За такое могло и не поздоровиться. Но, слава богу, все разрешилось наилучшим образом. Более того, начальник тюрьмы к высочайшей особе доступ получил. Стал его король регулярно вызывать. По вторникам.

Вызовет, помолчит, ноготок розовый покусает и спросит:

— Ну, как там наш… патриот? Сидит?

— Сидит, Ваше Величество! — радостно отвечает начальник.

— Хм-хм… И что же он… не копает больше?

— Куда там, Ваше Величество. Накопался!

— Ага… Ну, ступай себе, любезный.

Начальник на обратном пути наберет белых булок, повидла банки четыре — и в камеру. К этим… смежникам. Побудет у них с полчасика, послушает про свободу выбора и растрогается:

— Эх, если б все такими были! Вот бы жизнь-то у нас пошла — душа в душу. А то понасажали головорезов. Вчера одного аж с наружной стены сняли. Едва успели за штаны схватить. Хорошо еще — в штанах был. А если бы он их скинуть догадался? Ищи тогда ветра в поле.

Следующий вторник наступит — король опять начальника вызывает.

— Есть, — спрашивает, — какие новости? Начальник докладывает: все по-прежнему, ходят друг к другу в гости, разговаривают.

— О чем разговаривают? — интересуется Его Величество.

— Да вот, на прошлой неделе все больше про свободу духа спорили.

— М-гу… Про свободу, значит…

— Духа.

— Ну да, ну да, — кивает король.

Начальник после таких приемов летит в тюрьму как На крыльях.

— Ну, ребята, — говорит, — чувствую, что-то будет. Сам король заинтересовался. В детали входит. В подробности. Думаю, выйдет скоро указ: всем копать друг к другу подземные ходы. Большие дела развернем.

Однако начальник тюрьмы ошибался: не последовало указа рыть узникам вверенной ему тюрьмы друг к другу подземные ходы. Равно как и сам он не получил ни повышения, ни награды, на что втайне рассчитывал.

А вот другое случилось. Событие это, невиданное до сих пор и в аналогах истории не отмеченное, произвело на некоторых осведомленных люден странное действие. Охватило их душевное смятение, тоска, нездоровые фантазии стали посещать.

Сначала затосковал первый министр. Этот первый министр за много лет своей службы так привык своему королю неправду говорить, вернее, полуправду — для спокойствия в государстве и собственного престижа (вот, дескать, как я дела веду — все у нас гладко и благополучно), — что забыл давно, какая она, правда-то, бывает. Он как раз и версию преподнес насчет того, что узник прокопал-де подземный ход специально в соседнюю камеру, чтобы подчеркнуть свою благодарность судьбе… Ну, вот. А тут проснется другой раз первый министр среди ночи (его, как человека старого, временами бессонница одолевала), лысину колпаком прикроет, халат на плечи набросит, бродит по своим апартаментам, и что-то такое начинает у него в голове шевелиться, что-то давно позабытое, тревожное. Отвернет он портьеру на одном окне, глянет наружу, а там созвездий видимо-невидимо: Кассиопеи разные. Лебеди, Стрельцы, Водолеи — чтоб им навек потухнуть… Подойдет к другому окну, к третьему: и там звезд битком набито. Тут первый министр вздохнет и подумает, несерьезно вроде подумает: «Это тебе не полторы штуки: копай — не хочу»… Хм… А куда, собственно, копать? Ну, прокопает он, допустим, ход к министру культурных развлечении… И о чем с ним разговаривать? Про свободу духа? Попробуй поговори — эта крыса облезлая на другой же день донос настрочит начальнику тайной полиции.