Я пришел на обменный пункт, видимо, одним из последних. Народ там, как накануне, уже не толпился. Тихо было.
Голову я принес в коробке из-под шляпы, обложив ее предварительно ватой. Поверх ваты была еще пергаментная бумага, и все это я перетянул бечевкой.
— Господи! — сказала девушка-приемщица, сердито дергая неподдающийся шпагат. — Закутали-то, закутали!
— А поосторожней нельзя? — не выдержал я. — Голова все-таки…
— Не понимаю — чего люди трясутся? — сказала девушка своей напарнице. — Ведь сейчас получит новую. Такую еще голову выдадут вместо этой рухляди.
— У вас так не рухлядь! — обиделся я.
— Нам давно поменяли, — сказала девушка.
— Оно и видно.
— Что вам видно? — спросила девушка. — Напрасно иронизируете, гражданин. Головы очень хорошие. Предусмотрено даже знание трех иностранных языков.
Она порылась в картотеке.
— Вы поэт, значит? Что-то не слыхала такого поэта.
— На иностранных языках не пишу, — отпарировал я.
— Хм, — сказала девушка. — Поэт, поэт… Муся! Что там у нас осталось из поэтов?
— Дна песенника, баснописец и переводчик, — сообщила Муся.
— Какие еще песенники?! — заволновался я. — У меня же совершенно другое направление. Песенники, понимаешь, какие-то!..
— Вы бы еще попозже заявились! — сказала девушка. — Хорошо хоть эти остались… Что же мне с вами делать? Ума не приложу…
— А может, девятьсот седьмую? — посоветовала напарница.
— Еще чего! — оборвала ее первая девушка. — Забыла распоряжения Георгия Суреновича?
Муся испуганно прикусила язык.
— А чем вам, собственно, не нравятся песенники? — спросила девушка. — Будете как этот… «а я все гляжу, глаз не отвожу».
— Нет уж, благодарю, — сказал я, забирая обратно коробку. — Где тут у вас главный?
![Е-два, Е-четыре [Е-2, Е-4]](/storage/book-covers/72/72d993010e3c8d89eb51d8603bdb5e90af40ddf6.jpg)
