Рассказы - [10]

Сейчас уже не вспомнить, кто придумал эту забаву: Даня, Катя или Никита, с которыми он обычно сидел за завтраком. Когда отворачивалась Галина Сергеевна, было очень смешно перекинуть ложку каши из своей тарелки в Олежкину. А он за это понарошку сердился и щипал их за коленки под столом.

Сегодня была геркулесовая, самая отвратительная. Олежка притворно отвернулся к окну, а сам только и ждал, когда кто-нибудь из соседей ему «подкинет». Первой изловчилась Катя, и сразу же за ней — Никита: на бежевой корочке каши осталось два свежих следа. Катя хихикнула, Галина Сергеевна пристукнула ложкой по столу, а Олежка хватанул под столом щепотку воздуха, промазав мимо Никитиной коленки. И вдруг что-то вспомнил, удивлённо перевёл взгляд с Никитиной ладони на его лицо.

— Слушай, а ты почему такой коричевеный, ты что ли загорал много?

— Отстань, — парировал Никита, — а то как щас дам каши.

Катя и Даня засмеялись.

— Мама говорит, что он такой коричневый, потому что он негр, — с очень умным видом вылезла к центру стола Катя. — Так получилось, потому что его мама ночевала у какого-то студента доктора, вот так, а потом он уехал, а она осталась, ясно? — в такт словам Катя наклоняла голову чуть вбок и вперёд, что у всех деловых девочек обычно сопровождает процесс поучения неразумных.

— Вот ведь паршивцы, расисты маленькие, — выросла вдруг над ними Нина Сергеевна. — Когда вы только от него отстанете? Не дают человеку поесть! Иди сюда, садись за мой стол, Никитушка, — воспитательница подхватила одной рукой тарелку с ложкой, другой — маленького едока и поволокла их к своему большому голубому столу. — Вот, садись, здесь тебя никто не тронет.

Вся группа притихла и стала усиленно работать над геркулесом. А Нина Сергеевна продолжала:

— Каждый день говорим на занятиях о терпимости, о нравственности. С Татьяной Владимировной на доске выкладывали красивыми буквами слово «толерантность», учим, учим — и всё без толку. Всё как об стенку горох. Всё равно пристают и пристают, вот им этого Никиту как мёдом намазали, никак не дают человеку покоя. Надо будет сказать маме Любе, чтобы опять новый садик подыскивала. Кушай, кушай, не обращай на них внимания.

Ребята подавленно стучали ложками, свесившись над тарелками — Нину Сергеевну они побаивались, особенно когда она «заводилась», то есть начинала вот так тяжело и возбуждённо говорить.

— Вчера одного наказала — оставила без прогулки, думала, поймёт. Ничего подобного. Сегодня останетесь вдвоём, ты и Катя. И так будет до тех пор, пока, — воспитательница приостановилась, выбирая сравнение поудачней, но вдруг в наступившей тишине раздался голос Паши Пименова, толстого непрошибаемого пятилетка:

— Нина Сергеевна, а Олег ещё каши хочет. Добавки.

И Паша сам засмеялся своей шутке, заражая глупым хохотом остальных детей.

— Хочешь, открою тебе страшную тайну? — загадочно предложила Катя, когда все ушли гулять, и только глуховатая нянечка продолжала позвякивать в мойке тарелками.

— Хочу, — деловито отозвался Олежка, беря свой стакан с карандашами и усаживаясь рядом с Катей.

— У меня скоро будет братик или сестрёнка, мне мама недавно сказала по секрету.

— Скоро? — уточнил он.

— Да, наверное, летом родится, — роясь в своих карандашах, ответила она.

Он развернул альбом с раскрасками, полистал, подумал и сделал вывод:

— Я думаю, скорее всего, это будет брат.

— Почему? — удивилась Катя, поднимая на него свои круглые зелёные глаза.

— Для равновесия, — пояснил он. — Вот у тебя есть бабушка и дедушка, мама и папа, значит, должны быть ещё мальчик и девочка, так будет правильно.

— Ну, — протянула Катя задумчиво, — тогда почему у тебя нет сестры?

— Наверное, когда-нибудь будет. Всех должно быть поровну.

— А у Тани, — не сдавалась Катя, — у моей подружки Тани — у неё в прошлом году сестрёнка народилась.

— Значит, должны родиться ещё два брата, — нимало не смущаясь, Олежка начал красить трактор.

Катя задумчиво пошевелила губками из стороны в сторону.

— Это ты хорошо придумал, — наконец согласилась она.

— Я не придумал, это так и есть.

— Тогда почему у Никиты нет папы? — вдруг спохватилась Катя. — Получается, не у всех поровну.

— Так у него и сестры нет. Он мальчик и мама — девочка, так что всё правильно.

И они оба на время погрузились в работу.

— А ты когда вырастешь, ты на ком женишься? — снова прервала молчание Катя.

— Не знаю, могу на тебе жениться, — ответил Олег, не отрываясь от трактора.

— Я тебе нравлюсь, да?

— Ну, — он посмотрел на неё, чтобы вспомнить. — Как это… У тебя имя простое. Я очень плохо имена запоминаю. Всякие там Кристины, Глафиры — у меня всё в голове путается. А тебя я уже запомнил, вот и женюсь.

Катя обдумывала что сказать.

— И ещё, — продолжал Олежка, — ты же ходишь к моей маме учить английский, и я тоже учу английский. Вот выучим и вместе поедем жить в Англию.

— В Англию? — обрадовалась Катя. — А Никиту с собой возьмём? Он говорил мне, что хочет путешествовать.

— Никиту? — сморщился Олег и даже перестал раскрашивать. — Да ну, из-за него меня опять наказали. Бабушка будет опять приставать. А ты говоришь… И он ведь не учит английский у моей мамы. Как же он там разговаривать будет?