Рассказы - [8]
— О небо, почему он не опускается? Почему же он не опускается? — от изумления парень даже рот разинул.
— Магия, — ответила Сусу и, покосившись на Цзяюаня, скорчила гримаску. Они стали прощаться. Гостеприимный хозяин провожал их до лифта, но загадка зеленого шарика, приклеившегося к потолку, не давала ему покоя. Сусу с Цзяюанем покинули замечательное здание. Все так же валил снег с дождем, все так же задувал ветер — словно с цепи сорвался. Мокрый снег надоедливо лип к ним, осыпая лица, руки, проникая под воротник.
— Все из-за меня, — с досадой произнес Цзяюань. — Не гожусь я в добытчики, прости...
Сусу прикрыла ему рот. И прыснула, веселая, беспечальная, как цветок граната, раскрывающий лепестки.
Цзяюань понял. И тоже рассмеялся. Они оба знали, что счастливы. Что вся жизнь и весь мир принадлежат им. И этот юный смех вдруг остановил ветер, дождь, снег — над вечерним городом взошло солнце.
Сусу побежала вперед. Цзяюань за ней. Тугие струи дождя поблескивали в свете фонарей.
— Вот и Рыночная улица, — крикнула Сусу, показывая в сторону высотной гостиницы, — вот она, Рыночная!
— Само собой, я-то в этом не сомневался.
— Давай руку, до свидания, это был чудесный вечер.
— До свидания, только не завтра. Работать надо. К экзаменам готовиться.
— Что ж, может, и сдадим. И квартира когда-нибудь будет, все будет.
— Приятных сновидений.
— Каких же?
— Пусть тебе приснится... ну, скажем, воздушный змей.
Что такое?! Воздушный змей? Откуда Цзяюань знает про воздушного змея?
— Эй, откуда тебе известно про змея? И про ленту к змею тоже знаешь?
— Ну, разумеется, знаю! Как же я могу не знать?
Сусу помчалась обратно, бросилась Цзяюаню на шею и — прямо на улице — поцеловала. Потом они отправились каждый в свою сторону и уже разошлись далеко, а все оборачивались и махали друг другу.
Глубины озера
Начнем, пожалуй, с одного апрельского воскресенья 1980 года. Милое дело — отправиться в выходной с приятелями за город, весной подышать. И вот на Великой стене охватил нас поэтический восторг: один декламирует Мао Цзэдуна: «...Очарованье этих дол и вод», другой классику — «Ветер взвихрился, тучи разгоняя, где герой, что нас оборонит», а третий — «Мы идем, восьмидесятые, мы выходим в мир». Но наши возбужденные голоса заглушались то малоромантичными выкриками вроде «Куда суешь карточки, ублюдок, они уже недействительны!», то шлягером «Мы расстались на рассвете, льется ночи аромат...». Что, казалось бы, между всем этим общего? А настрой один, одно чувство — весна пришла!
Это весна нашей судьбы, жизни, по которой предстоит шагать. Ибо в среднем нам — двадцать три: чуть больше, чем студентам в канун великой смуты, чуть меньше, чем учащимся из «рабочих, крестьян, солдат» во время «культурной революции». А если не считать таких, как Цзиньхун и Чанцзян, успевших закончить школу еще до шестьдесят шестого, так и вовсе двадцать один. «В жизни раз бывает двадцать один!» Эта строчка из стихотворения, которое сочинил Кузнечик (предварительно влив в себя пол-литра пива и закусив сосисками по 20 фэней порция), когда мне стукнуло двадцать один, стала популярной. Наш староста Мэтр Шао предложил устроить в этот день, 14 марта, чаепитие с кукурузными бисквитами из столовки, но все единодушно сочли эту жалкую идею ультралеваческой. Кузнечик предложил купить торт. И что же? Скинулись и купили, недорогой, правда, за три семьдесят пять, но зато настоящий, «именинный», да еще и без карточек.
Покутили, погуляли — и я несколько пришел в себя, хотя к душевному подъему примешивался какой-то осадок. Во мне бушевали сразу две весны — собственной юности и ранней свежести 1980 года. Я живу в общежитии, комната на шестерых, койки в два яруса, и все пропитано запахом мятной зубной пасты, мыла, резиновых кед, нейлоновых носков, крема для лица и господствующего надо всем этим молодого пота, который способны выделять лишь те, в ком слились воедино две весны. С экзаменами я подкачал, так что ни на аспирантуру, ни на заграничную стажировку — никаких надежд. Видимо, зря я связался с естественными науками, но, увы, именно к ним толкнули меня своими насмешками да уговорами отец с матерью. В итоге я не играю ни на одном музыкальном инструменте, не танцую ни вальсов, ни диско, нот не знаю, голос мой отнюдь не звонок и не нежен, а уж иероглифы вывожу, что паук лапкой, и английское произношение чудовищное. Вымахал будь здоров, но туповат, зауряден, ни проблеска таланта, ни характера, так что и девушку заинтересовать нечем. Таким ли должен быть молодой человек нашей эпохи! Хотя наверняка и мне кто-нибудь позавидует — люди всякие бывают.
В это воскресенье я проснулся с дурным предчувствием. Было пасмурно, прохладно, градусов пятнадцать, не больше. Где ты, весна? Где ясное солнышко? Спали мы всегда с открытым окном, за исключением разве что уж самых морозных ночей, и мой чуткий нос сразу уловил: пахнет влажной землей. Шел дождь. Весенний дождь! Освежающий, размягчающий весенний дождь, от которого кипит кровь. Так бурлит вода в реке Цяньтан во время паводка.
Свернувшись под одеялом, Мэтр Шао зубрит английские слова. Кузнечик до покраснения массирует кожу. Чанцзян звучно зевает. Цзиньлин (до чего же девичье имя — «Бубенчик») кричит петухом, лает собакой, поет, как гонконгская звезда эстрады, и голосом Линь Бяо возглашает здравицу на десять тысяч лет... Единственное, чем могу отличиться я — это возопить на своем корявом английском:
Творчество Ван Мэна — наиболее яркий в литературе КНР пример активного поиска новой образности, стиля, композиционных приемов. Его прозу отличает умение показать обыденное в нестандартном ракурсе, акцентируя внимание читателя на наиболее острых проблемах общественной жизни.В сборник вошел новый роман Ван Мэна «Метаморфозы, или Игра в складные картинки», опубликованный в марте 1987 г., а также рассказы, написанные им в последние годы. В конце сборника помещены фрагменты из первого романа писателя, созданного во второй половине 50-х годов и увидевшего свет лишь в 1979 г.
В сборник включены китайские новеллы, созданные за последнее десятилетие, в том числе и в самые последние годы, изображающие сложные, нередко драматические перипетии в жизни страны и ее народа.Состав сборника и справки об авторах подготовлены издательством «Народная литература», КНР, Пекин.
В сборник вошли лучшие произведения китайских авторов 70—80-х годов, большая часть которых удостоена премии, а некоторые уже публиковались в СССР. В значительной мере они критически и правдиво отображают обстановку, сложившуюся во время «культурной революции», а также стремление прогрессивных слоев китайского общества как можно быстрее преодолеть негативные последствия «десятилетия великого бедствия».
В предлагаемый сборник вошли произведения, в которых главным образом рисуются картины «десятилетия бедствий», как часто именуют теперь в Китае годы так называемой «культурной революции». Разнообразна тематика повестей, рассказывающих о жизни города и деревни, о молодежи и людях старшего поколения, о рабочих, крестьянах, интеллигентах. Здесь и политическая борьба в научном институте (Фэн Цзицай «Крик»), бедственное положение крестьянства (Чжан Игун «Преступник Ли Тунчжун») и нелегкий труд врачей (Шэнь Жун «Средний возраст»), а также другие проблемы, волнующие современный Китай.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.
Марк и Карен Брейкстоуны – практически идеальная семья. Он – успешный финансист. Она – интеллектуалка – отказалась от карьеры ради дочери. У них есть и солидный счет в банке, и роскошная нью-йоркская квартира. Они ни в чем себе не отказывают. И обожают свою единственную дочь Хизер, которую не только они, но и окружающие считают совершенством. Это красивая, умная и добрая девочка. Но вдруг на идиллическом горизонте возникает пугающая тень. Что общего может быть между ангелом с Манхэттена и уголовником из Нью-Джерси? Как они вообще могли встретиться? Захватывающая история с непредсказуемой развязкой – и одновременно жесткая насмешка над штампами массового сознания: культом успеха, вульгарной социологией и доморощенным психоанализом.
Эндрю живет в небольшой квартире в Лондоне и работает в муниципалитете, в отделе регистрации смертей. Мало того что работа специфическая, Эндрю еще приходится изо дня в день поддерживать среди коллег миф о своей якобы успешной жизни. При приеме на работу он, не расслышав вопроса, ответил «да» вместо «нет», когда его спросили, женат ли он. С годами Эндрю создал целый вымышленный мир, где у него есть особняк, любимая жена и двое детей. Ситуация осложняется, когда в отдел Эндрю приходит новая сотрудница Пегги.
Сборник «Мышиные песни» — итог размышлений о том о сем, где герои — юродивые, неформалы, библиотекари, недоучившиеся студенты — ищут себя в цветущей сложности жизни.
Повесть посвящена острой и актуальной теме подростковых самоубийств, волной прокатившихся по современной России. Существует ли «Синий кит» на самом деле и кого он заберет в следующий раз?.. Может быть, вашего соседа?..
Первый том настоящего собрания сочинений посвящен раннему периоду творчества писателя. В него вошло произведение, написанное в технике импрессионистского романа, — «Зеленая палочка», а также комедийная повесть «Сипович».