Рассказы из далекого прошлого - [20]

— Осади назадъ! Выдвинь впередъ! Поправь ногу! Хорошо!

— Рады стараться, ваше пре-вос-хо-ди-тель-ство! — слышались солдатскіе клики и эхомъ разносились по генеральскому дому.

II.

Длинный рядъ парадныхъ комнатъ Циклоповскаго жилища отличался замѣчательною простотой въ отдѣлкѣ. Обой нигдѣ не полагалось, а стѣны были окрашены бѣлою клеевою краской. Ковры имѣлись лишь подъ диванными столами; полы представляли сплошную, натертую воскомъ, желтовато-красную площадь. Генералъ терпѣть не могъ, чтобъ его ноги задѣвали за что-нибудь мягкое. Онъ говаривалъ:

— Всякое прикосновеніе къ чему-то рыхлому меня бѣситъ.

Стѣны были увѣшены масляными картинами, гравюрами, изображавшими историческія сраженія и солдатъ въ различныхъ вооруженіяхъ. Въ залѣ, кромѣ портретовъ императоровъ Александра I и Николая Павловича во весь ростъ, красовались закоптѣлыя изображенія: Чесменской битвы, Бородинскаго боя и сраженія подъ Лейпцигомъ. Въ той же залѣ были достойны вниманія и еще два предмета: это почтенныхъ размѣровъ органъ, отлично сохранившій свой тонъ и игравшій маршъ на взятіе Парижа въ 1814 году и патріотическую пѣсню:

«Ѣздилъ русскій добрый царь,

Православный государь,

Изъ своей земли далеко

Злобу поражать.

Грозно онъ каралъ враговъ,

Много побралъ городовъ,

Отъ Москвы и до Парижа

Лавры пожиналъ».

Затѣмъ органъ исполнялъ: «Среди долины ровныя», «Выйду-ль я на рѣчонку», «Боже Царя храни», «Лучинушку», «Стонетъ сизый голубочекъ», «Красный сарафанъ» и другія народныя пѣсни.

Въ дальнемъ углу, у дверей въ лакейскую, помѣщались въ длинномъ футлярѣ часы. Когда они били, то изнутри верхней части ихъ выскакивала кукушка въ натуральную величину и покрытая перьями. Съ виду никакъ нельзя было узнать, живая ли это или искусственная птица? Въ девять часовъ вечера часы играли вечернюю зорю, а на циферблатѣ показывался генералъ верхомъ, принимавшій конныхъ ординарцевъ съ рапортами. Въ кабинетѣ, передъ письменнымъ столомъ находился поясной портретъ А. А. Аракчеева, съ характерною собственноручною внизу надписью графа: «Циклопову, точному исполнителю моихъ распоряженій».

Находясь среди описанной обстановки, генералъ утверждалъ, что ему некогда скучать и что ему дѣла нѣтъ до того, что совершается въ современной Россіи. Когда первый мировой посредникъ, назначенный на свой постъ послѣ освобожденія крестьянъ, пріѣхалъ къ Циклопову для составленія уставной грамоты, Вавила Акиндиновичъ ему вразумительно отвѣчалъ:

— Что такое значитъ ваша уставная грамота? Я знаю одинъ воинскій уставъ, повелѣвающій мнѣ проливать кровь за моего государя и отечество. Вашихъ выдумокъ не признаю. Пишите, что хотите, милостивый государь, а я ничего не подпишу! Крестьяне довольны, чѣмъ они владѣютъ, я доволенъ, чѣмъ я владѣю. Къ чему мнѣ ваши обязательства? Пока живъ, пусть все останется по-старому. Я васъ не задерживаю!

Генералъ кивнулъ головой и исчезъ въ кабинетѣ, оставивъ въ изумленіи посредника. Его выручила изъ дурацкаго положенія маркиза, случайно вошедшая въ залу. Она подала руку гостю и увлекла его на свою половину. Поэтому случилось такъ, что посредникъ не только не уѣхалъ изъ Циклоповской усадьбы, но остался въ ней на цѣлый день. Генералъ, не помня злобы, милостиво съ нимъ бесѣдовалъ за обѣдомъ и угощалъ его водкой, составленною по рецепту, данному хозяину дома фельдмаршаломъ Иваномъ Ивановичемъ Дибичемъ-Забалканскимъ.

III.

Май мѣсяцъ былъ въ началѣ. Деревья, одѣтыя первою зеленью, весело глядѣли на окружающую окрестность, утопавшую въ привѣтныхъ лучахъ весенняго солнца. Соловей свисталъ; гдѣ-то вдали, на горизонтѣ синѣющаго лѣса, слышались однообразные возгласы кукушки. Генералъ ихъ любилъ, увѣряя, что они заставляютъ его испытывать тѣ же позывы къ жизни, тѣ же мысли о тайнахъ гроба, которыя онъ разъ чувствовалъ самолично, лежа тяжело раненый на полѣ оконченнаго сраженія. Каждый вечеръ генеральская семья проводила на балконѣ, выходившемъ въ палисадникъ. Тутъ подавался чай, къ которому обязательно приглашались офицеры пѣхотной роты, квартировавшей въ селѣ Березовомъ. Капитанъ Гречухинъ почтительно усаживался на кончикѣ стула, возлѣ генерала, а поручикъ Калитинъ, съ притворнымъ смиреніемъ, нашептывалъ ядовитыя остроты маркизѣ Антонинѣ Вавиловнѣ. Онъ разъ имѣлъ дерзость просить у нея позволенія звать ее для краткости «мадамъ де-Вавила», и продекламировалъ экспромтъ:

Мадамъ прекрасная Вавила

Меня красой, умомъ дивила,

Но, несмотря на чары тѣ,

Не увлекла меня къ мечтѣ,

И сердца мнѣ не уязвила.

Маркиза вспыхнула и проговорила, грозя пальцемъ:

— Берегитесь! Вамъ эта дерзость не пройдетъ!

И вотъ, что вскорѣ послѣ этого эпизода случилось съ Калитинымъ. Онъ гулялъ съ Антониной Вавиловной въ Березовскомъ саду, и саркастически подчеркивалъ его достопримѣчательности. Аллеи шли правильными линіями, пересѣкая подъ прямымъ угломъ одна другую. Деревья, подстриженныя на опредѣленной высотѣ, были вытянуты, что называется, въ струнку, не смѣя ни кривиться, ни склоняться, ни выдвигаться впередъ, ни вдаваться назадъ. На разстояніи каждыхъ пяти саженей, вмѣсто обнаженныхъ богинь и купидоновъ, торчали каменные гренадеры съ Александровскими киверами на головахъ и держа ружья на караулъ. Генералъ, проходя мимо бездушнаго воина, дѣлалъ, однако, ему подъ козырекъ. Всѣ аллеи имѣли исторически-военныя наименованія. Были аллеи: Бородинская, Тарутинская, Смоленская, Аракчеевская, Суворовская, Румянцевская. Въ отдаленномъ углу сада, близъ обширныхъ конюшенъ, притаилась отъ любопытныхъ взоровъ Бенкендорфская аллея, или тожъ аллея III отдѣленія. Генералъ не любилъ въ нее заглядывать, но заботился, чтобъ о существованіи ея знали добрые поселяне. Изъ этой аллеи было прямое сообщеніе съ конюшней. Поручикъ Калитинъ, на приглашеніе маркизы пройти упомянутымъ мѣстомъ, замѣтилъ ей: