Рассказы - [7]

Шрифт
Интервал

Сегодня было по-особому тихо. Время обеда прошло, чай пить рано, школьники все еще за партами, а малыши мирно спят. Никто в целом свете не знает, где она. Прикрыв глаза, миссис Эйвори вслушивалась в тишину.

«После этого безобразного обеда, — думала она, — после всей этой боли...»


Обед пришлось посвятить делам будущего. Сама-то миссис Эйвори твердо верила, что размышлять о будущем вредно. Равно как и о прошлом, если уж на то пошло. Пусть вокруг все становилось более и более зыбким, тут она была непоколебима. Эта дремотная осенняя пустошь, эти ежевичины, такие тучные, такие плодоносные, бесконечно воскресающие к жизни, бесконечно наливающиеся соком, бесконечно падающие на землю, этот бесконечный звон детских голосов, когда они, невидимые, несутся по гаревой дорожке к ветряной мельнице...

— Отдай!

— Сама отдай!

...значит, уроки уже закончились.

— Идите сюда немедленно! Только попробуйте мне изгваздаться!

— Смотри, что я нашла!!!!

— Я кому сказала?! Нам же еще...

— Миллион миллионов ежевик!!! Миллион миллионов!!!

— Говорю же вам, нам пора. Господи, куда же я дела эти ключи? Где собака? Где ее черти носят?

Она слышала, не слушая, пропуская голоса сквозь себя, словно воду. «Пусть текут вокруг бедной моей головы. Глупой моей, дурной моей головушки».

Обед затеяли из-за завещания. Ее дети, Пит и Энни, приехали издалека и с тщательно спланированной одновременностью возникли на пороге точно в назначенное время, назначенное в ходе длительных обсуждений, поскольку это была не первая, и даже не вторая попытка собраться на семейный совет. Вопросы наследования предстояло обсуждать в ресторане роскошного отеля «а-ля шато», выросшего на пустоши и слывшего местом для избранных.

Туда они и пошли. Мимо неглубокого пруда, через великолепные новые ворота прямо к вылизанному до блеска парадному входу, где обнаружили расставленных у каждого столба официантов с надутыми физиономиями, лоснящиеся шторы из стеганого атласа с фестонами и подборами, а также весьма немногочисленных посетителей, сидевших на леденящем душу расстоянии друг от друга. Половина из них оказалась японцами, застывшими, оцепенелыми от всеобщего молчания и, казалось, горько сожалеющими о том, что их занесло сюда из центра Лондона.

Когда Пит и Энни были маленькими, на этом месте стоял дом престарелых. Как-то раз Энни пробралась на территорию со стороны парка, начинавшегося сразу за усадьбой: вскарабкалась по насыпи, потом залезла на террасу, огороженную цепями (а теперь ласкавшую взор белой садовой мебелью и искусственными растениями), и прижалась носом к садовым окнам, чем до смерти напугала тех обитателей, которые еще были в состоянии реагировать на сигналы из внешнего мира.

— А зачем они спят сидя? Сели в кружок и спят. А у одного слюни прям на губе висят.

— Просто они очень старенькие, — объяснила дочери миссис Эйвори.

Энни глубоко задумалась. Ей было пять лет. Круглое, как солнышко, личико терялось в пылающем солнечном нимбе золотых волос, блестящих и шелковистых. Глаза, поднятые на мать, были доверчиво и изумленно распахнуты. Миссис Эйвори понимала, что ее дочь впервые столкнулась с тем, что человек смертен.

— Я тоже буду старенькая?

— Конечно, но это совсем не страшно.

По дороге домой Энни спросила:

— И ты станешь старенькая?

— Да, но не такая, как они. Я тебе обещаю. Слово даю: я состарюсь по-другому. И ты тоже.

— И папа? И Пит? Они тоже по-другому?

— Ну конечно!

Энни уселась в коляску и мигом заснула, уютно завалившись на бок. Они медленно тащились домой, подгоняя канителящуюся собаку, которая отказывалась идти куда надо, а потом путалась под ногами и под колесами. Пит накрыл своей маленькой теплой ладошкой ее пальцы, лежавшие на ручке коляски.

— Знаешь, мам, мы, наверно, все состаримся.


Вспоминая милое серьезное личико своего шестилетнего сына, миссис Эйвори все никак не могла взять в толк, откуда же взялась его нынешняя свирепость? Пит сегодняшний не вызвал бы у того малыша ничего, кроме ужаса. Хотя вот уже много лет миссис Эйвори была знакома с этим оскалившимся чужаком, взять это в толк у нее не получалось.

В ресторан, очищенный от патины времен и прямо-таки источавший чувство превосходства, весьма, кстати, сомнительного, Пита не пустили, потому что он был в джинсах. И не при галстуке.

— Да как вы смеете, сегодня, в конце концов, суббота, еще утро, и потом, у нас же заказан столик!!!

— Таковы наши правила, сэр.

И даже Энни, главе окружного совета, несмотря на дорогой дизайнерский костюм, отличный жемчуг и авторитет, основанный на удачном замужестве, удачном разводе и четырех прелестных и весьма удачных детях, не удалось тронуть сердце метрдотеля, недалекого и холодного как сосулька, не желавшего знать ничего, кроме службы.

А посему Алисон Эйвори, Питу и Энни пришлось повернуть назад, пройти через пустошь и, чувствуя себя неуместно расфранченными, сесть за испещренный следами от стаканов с пивом столик в местной забегаловке, где здоровенные недоросли со щетинистыми подбородками и волосатыми подмышками орали что-то друг другу, пытаясь перекричать музыку, а заплеванный газончик перед входом был усеян пустыми стаканами, стеклянными и бумажными. Пит и Энни кипели от злости.


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Хирухарама

Пенелопа Фицджеральд (1916–2000) «Хирухарама»: суровый и праведный быт новозеландских поселенцев.


Наемный солдат

Герой рассказа Адама Торпа (1956) «Наемный солдат» из раза в раз спьяну признается, что «хладнокровно убил человека». Перевод Сергея Ильина.


Этажом выше

«Этажом выше» Хилари Мантел — рассказ с «чертовщиной», что не редкость в историях из жизни «маленьких людей». Перевод Е. Доброхотовой-Майковой.


До-ре-ми-фа-соль-ля-си-Ты-свободы-попроси

Пьеса (о чем предупреждает автор во вступлении) предполагает активное участие и присутствие на сцене симфонического оркестра. А действие происходит в психиатрической лечебнице для инакомыслящих в СССР.