Рассказы - [8]

Шрифт
Интервал

— Как здесь можно жить, я не понимаю? Кругом одни мещане, пошлые, малообразованные нувориши, — фыркнул Пит, — и иностранцы к тому же!

— Но мы-то переехали сюда, потому что здесь все было так дешево, — вздохнула его мать, — и как-то очень безыскусно. Настоящая эдвардианская идиллия. Вы только-только родились. Как сейчас помню, я все время думала: «Будем каждый день гулять с ними на пустоши. Они каждый божий день будут бегать по траве!» После Лондона здесь было так спокойно, так тихо...

— Зато сейчас тут о-очень даже громко, — огрызнулся Пит. — Разговаривать придется где-то в другом месте. Ну что, вернемся домой? Или, может, ну его? Как-нибудь в другой раз?

— Что, опять? Ну уж нет, — возмутилась Энни. — Сколько можно переносить? И не будет у меня другого раза, по крайней мере, до Рождества.

— Но до Рождества еще целых три месяца, — подняла глаза мать.

— Именно. Но я, смею заметить, работаю, — отрезала Энни.

Пит, живущий загадочной жизнью свободного художника, при этом ни в чем себе не отказывающий (его джинсы были от знаменитого римского кутюрье), заявил сестре, что нельзя стремиться всегда все делать самой. Пора переучиваться.

— И не подумаю, — отозвалась она. — Да, я все сама! И только благодаря этому добилась всего, что имею!

— Вот с этого места хотелось бы поподробнее!

— Дети, пожалуйста, — простонала миссис Эйвори, ковыряя лежавший перед ней на тарелке брусочек лазаньи с черной фасолью.

— Мы, конечно, можем вернуться домой и поговорить там, но ведь нам троим в твоей квартире просто не на что будет сесть. Может, поговорим на пустоши? Чем плохо? Найдем какое-нибудь местечко...

— Не нужно, — ответил Пит, — правда, не стоит. Для меня, если честно, это Божий промысел. Неловко было говорить, раз уж все пошло наперекосяк, но для того, чтоб приехать, мне пришлось в Лондоне кое-что отменить. Кое-что очень важное. Если можно, давайте-ка на сегодня поставим точку. Мне действительно пора, так я, может, еще успею. Мамуль, ты же не собираешься прямо сегодня умирать? Выглядишь ты замечательно. Мы повидались, пообедали вместе, это ведь тоже важно, правда? А теперь давай-ка мы проводим тебя домой.

В голосе его слышались умиротворяющие и радостные нотки. Потом он метнул свирепый взгляд на сестру, ожесточенно листавшую ежедневник. Миссис Эйвори отложила вилку в сторону.

— Знаете, я на самом деле тоже за то, чтоб разойтись. Как-нибудь в другой раз я с удовольствием выберусь к кому-нибудь из вас в гости, например, к тебе, Энни, а ты, Пит, к нам присоединишься, ведь правда? Проведем весь вечер вместе, времени будет много. Мне так хочется скоротать с вами обоими целый вечер, чтоб никуда не спешить.

— А что если сразу договориться с поверенным на определенное время, а для мамы заказать такси и привезти ее прямо в Темпль, в Грейс-инн, — предложил Пит.

— Я категорически против! — отрезала Энни

— Почему, позволь спросить?

— Потому что это бесчеловечно, как будто речь идет только о цифрах! Как же можно вот так говорить о завещании? И потом, мы-то с тобой все-таки ни в чем не нуждаемся.

— И слава Богу, — подняла глаза Миссис Эйвори.

Она чувствовала странный прилив нежности.

Энни внимательно посмотрела на мать.

— Мамочка, давай-ка мы отведем тебя домой, а то ты совсем устанешь.

— В разговорах о завещаниях нет ничего бесчеловечного, и мне бы хотелось обсудить кое-какие цифры. У нас есть Смитсон. Он отличный поверенный и в курсе всех наших дел. Мне нужна профессиональная консультация. Я доверяла его отцу, доверяю ему. Но мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре. Я знаю, что вы разумные люди, но мне хочется быть уверенной, что потом не будет никаких недоразумений. Давайте на этом и порешим. Договоритесь о встрече со Смитсоном, скажем, через месяц. Энни, умоляю, выкрои время! Я обязательно приеду, так что мы совсем скоро встретимся... — После еле заметной паузы миссис Эйвори продолжила: — ...но только, пожалуйста, не на Рождество.

Все трое обменялись понимающими улыбками. Материнское неприятие Рождества давно стало у них притчей во языцех.

— У меня на счету сорок рождественских праздников, — произнесла (заученно) миссис Эйвори. — И все их я вынесла на своих плечах, без чьей-либо помощи. Так что с меня хватит. При одной только мысли о Рождестве мне становится тоскливо и страшно. Но в любое другое время я с удовольствием приеду погостить на денек.

В воздухе висело какое-то противостояние, от которого всем троим было неловко.

Но у машины Энни, припаркованной перед домом миссис Эйвори, дети расцеловались с матерью почти ласково. От провожаний вверх по лестнице на третий этаж мать отказалась.

Все трое посмотрели вверх, на ее окна.

— Я прекрасно дойду сама, — произнесла она.

— Уверена? Может все-таки, мы тебя забросим?

— Я абсолютно уверена. И потом, я пока не иду домой. Мне хочется погулять на пустоши.

— Это не опасно?

— Господи, я же гуляю там каждый день всю свою жизнь!

— Только не заходи в дебри, — улыбнулся Пит. — Держись ближе к краю.


Энни и Пит сели в машину, опустили окна и какое-то время безрадостно глядели перед собой в преддверии предстоящей дороги, предстоящего вечера.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Хирухарама

Пенелопа Фицджеральд (1916–2000) «Хирухарама»: суровый и праведный быт новозеландских поселенцев.


Наемный солдат

Герой рассказа Адама Торпа (1956) «Наемный солдат» из раза в раз спьяну признается, что «хладнокровно убил человека». Перевод Сергея Ильина.


Этажом выше

«Этажом выше» Хилари Мантел — рассказ с «чертовщиной», что не редкость в историях из жизни «маленьких людей». Перевод Е. Доброхотовой-Майковой.


До-ре-ми-фа-соль-ля-си-Ты-свободы-попроси

Пьеса (о чем предупреждает автор во вступлении) предполагает активное участие и присутствие на сцене симфонического оркестра. А действие происходит в психиатрической лечебнице для инакомыслящих в СССР.