Рассказы - [14]
— Добрый день, Пайкуш, — молвил он, входя в пещеру.
— Доброго вам здоровья, пан начальник, — ответил старый цыган.
— А что тут у вас нового слышно? — спросил войт, по бойковскому обычаю не приступая сразу к делу.
— Плохое слышно, пан начальник. Был здесь у нас вчера «шишка», хотел нас в село отвести.
— В село? Э, да он хотел вас, миленькие мои, в Подбужье вести, в тюрьму.
— За что?
— А я знаю, за что? В других селах, должно быть, на вас ему что-то наговорили. И уж недаром он за вами так следил, что даже здесь вас пронюхал.
— Ой, ой, ой, боже ты наш! — завопили все разом цыгане. — Что же нам теперь делать?
— Что же мне вам, беднягам, посоветовать? — сказал войт. — Он велел мне следить за вами до тех пор пока сам сюда не вернется, а потом передать вас ему в руки.
— И вы хотите нас сейчас арестовать? — промолвил медленно, но со скрытой угрозой в голосе старый цыган.
— Бог с вами, Пайкуш, — сказал войт, — разве я знаю вас с сегодняшнего дня, что ли? Я сказал этому жандарму, что цыган — как ветер в поле: вот он есть, вот и нет его. Кто его на привязь посадит? Знаете что? Вот вам немного хлеба и сыра, примите это от меня и ступайте себе куда хотите, чтоб я о вас и не слыхал. Не хочу я вам хлопот причинять, но и сам не хочу из-за вас в беду попадать. Понимаете?
— Понимаем, пан начальник, понимаем. Да вознаградит вас боженька святой, — сказал, кланяясь, цыган, и вслед за ним начало кланяться и все его семейство.
Положив на каменный пол лепешки и сыр, войт торопливо двинулся назад в село, стараясь, чтоб никто его не заметил. А в душе он посмеивался над тем, как разъярится жандарм, когда придет завтра, а цыган уж и духу не будет.
III
Верно люди говорят: горная осень стоит лютой зимы в долинах. Едва наш жандарм перешел границу Ластивок, едва войт завершил свою дипломатическую миссию и вернулся в село, как самая вершина Парашки, что вздымается ввысь в виде огромного трезубца, уже покрылась густым туманом, или, как говорят, «закурилась». Огромными клубами катился этот туман вниз, гонимый сильным свистящим ветром. Через полчаса все уже исчезло в вихрях и клубах снежной метели, что со всех сторон била в глаза и слепила пешехода, заметала под ногами тропинку.
Бранясь и то и дело отплевываясь, боролся жандарм с метелью и упорно продвигался вперед. Уже недалеко было село — последняя цель его обхода, — куда он хотел добраться до наступления ночи. Надо было еще только пройти по мосткам на другой берег реки. Но это было весьма небезопасно. Река шумела под мостками, как бешеная, а наверху рвал ветер, цепляясь за перила, как человек руками. Мостки были скользкие от снега, а ветер слепил глаза. У самого берега реки жандарм поскользнулся и упал в воду. Река была не глубокая, но страшно быстрая. В одну минуту течение сорвало с плеча жандарма карабин, а с головы кивер с петушиным пером. Большой камень-валун, который вода катила по дну, ударил его по ногам и сшиб. С большим трудом выбрался жандарм на берег. Он был мокрый до нитки, обмерзший н перепуганный. Желая согреться, бедняга пустился бежать во весь дух в село, к знакомому попу. Но как ни близко это было, все-таки, пока он добежал до хаты, мокрая одежда на нем обледенела на морозе, как кость, и он лишился голоса. Правда, в доме у попа тотчас кинулись его растирать, отогревать, спасать. Эта помощь да к тому же его железное здоровье спасли жандарма от тяжелой болезни, однако ему пришлось пролежать целую неделю в постели в сильном жару. Всю эту неделю бушевала снежная вьюга, гудел ветер, стояли лютые морозы, так что даже здоровому человеку не следовало пускаться в дорогу из одного села в другое. Хоть через неделю ветер утих, распогодилось, но морозы стали нажимать еще сильней. Жандарм не хотел дольше задерживаться, несмотря на то что поп не решался отпускать его пешком, еще полубольного. Он велел заложить сани и отвезти жандарма в Подбужье, куда заранее дал знать о случившемся.
Когда жандарм проезжал через Ластивки, он вспомнил про цыган, о которых совсем забыл из-за своего тяжелого приключения. Он велел вознице остановиться у хаты войта, вызвал войта к себе и спросил его:
— А что вы сделали с этими цыганами?
— Да что ж мы могли с ними сделать, пан, — ответил войт, почесывая свою косматую голову, — если мы их уже не застали.
— Как это не застали?
— Да так. Как только пан изволили от меня уйти, я вмиг собрался и пошел, чтоб их арестовать и доставить в село. Но в пещере я нe застал никого. Видно, испугались пана и в ту же ночь убежали.
— Вот бестии! — крикнул жандарм. — Постойте, я вас еще где-нибудь встречу!
Войт поклонился, а тайком усмехался, что ему удалось так хитро да умно выкрутиться из беды. Жандарм, злой и раздраженный, завернулся в свой плащ и в тяжелый баранин тулуп, который дал ему на дорогу поп, и велел ехать дальше.
IV
Стрый скорчился от мороза. Внизу у скалы проезд был свободен, а так как эта дорога была ближайшая, то жандарм и велел везти себя в ту сторону только выехали из лесу, что черной стеной отделяет Ластивки от остального мира, как жандарм с каким то беспокойством уставился на громадную скалу, которая вырисовывалась совсем недалеко перед ними. Вершина скалы не была покрыта снегом, ветер посметал с нее зимний пух и сдвинул его пониже, в расщелины. Что-то екнуло в сердце у жандарма, когда он увидел всю вершину скалы, усеянную вороньем, галками и прочими птицами, что обычно слетаются на падаль. Птицы то садились, то кружили целыми тучами и своим зловешим криком и гомоном наполняли воздух.
