Рассказы финских писателей - [4]

Хозяйка положила мальчику картофельного пюре. Мальчику было полтора года. Он размахивал куском ветчины, зажатым в кулаке.

— У него непременно должно быть что-то в руке, когда он ест, иначе ничего не выходит, — пояснила хозяйка.

— Начнем, — сказал хозяин и протянул корзинку с хлебом.

Они начали с ветчины, затем был рулет с картошкой и брюквой, лососина. Наконец добрались до вымоченной трески, и тут к ним присоединилась хозяйка. Мальчика спустили на пол погулять. Когда принялись за рисовую кашу, хозяйка указала пальцем на край плошки:

— Берите отсюда, берите, берите.

Там оказалась миндалина. Обнаружив ее у себя во рту, он покраснел. Хозяйка торжествовала. Ему было неловко, но настроение у него поднялось.

— На счастье, — с улыбкой сказала хозяйка. — Через год увидим, что это вам принесет.

— Я не верю в приметы.

— А я ничего и не говорю, просто через год увидим. Разумеется, по вас и так видно. Безо всякой миндалины.

Он покраснел еще больше и успокоился, лишь когда хозяин начал рассказывать о том, как в студенческие годы ему пришлось жить в семье, где было трое почти взрослых дочерей. За рождественским столом миндалина досталась ему, но он ничего не сказал и лишь прикрыл миндалину ложкой. Так он заставил сестер налечь на кашу. Девушки заспорили, что миндалины нет, а мать уверяла, что есть. Девушки, сетуя, наперегонки уничтожали кашу. Копаться в блюде им не позволили. Когда каша была съедена, он открыл миндалину. Его готовы были растерзать, такая ярость на них нашла. «Самая сердитая уберет со стола», — сказал хозяин.

— Что он там несет? — спросила хозяйка.

— Рассказываю одну старую историю. Так, чисто мужской разговор.

— Можно зажечь елку? — попросила девочка.

— Елку, а не свечи? — попытался пошутить Терхо.

— Можно, если мать справится, — сказал супруг.

— Нет уж, увольте.

Хозяин зажег свечи. Хозяйка села и предложила спеть.

— Мы никогда не слушаем радио на рождество — весь этот вздор.

Затянули «Ужель настало лето посреди зимы…» и «Ангел небесный…»:

И ангел небесный промолвил вдруг:

Откуда смятенье, зачем испуг?

Народам земным несу я весть:

Великая радость в грядущем есть…

Хозяйка пела хорошо, хозяин не пел вовсе — просто сидел в кресле-качалке с мальчиком на коленях и качал его. Девочка стояла и слушала. «Пой, пой», — время от времени, в паузах, говорила ей мать, и так быстро, что это никак не мешало пению. Терхо пел хорошо, они пели дуэтом, и весь конец песни хозяйка не стесняясь смотрела ему в глаза. Он чувствовал, что стал ей совсем близок, но близок издалека. Он подумал об Эйле, и ему пришло в голову, что он не знает, умеет ли она петь. Эйла никогда не пела при нем. Но это у нее могло быть только от робости.

— А теперь Тертту может сыграть, — сказал хозяин, когда кончили петь.

— Но сейчас придет дед-мороз, — заупрямилась девочка.

— Принеси скрипку с пюпитром и сыграй «Ангела небесного».

Понурив голову, девочка ушла в маленькую комнату. Отец сунул мальчика на руки матери, вышел в прихожую и плотно прикрыл за собой дверь. С расстояния трех метров мальчик норовил дотянуться до свечей. Стеарин дробно капал на расстеленную под елкой бумагу. Девочка играла торопливо и нечисто и не доиграла до конца.

— Унеси все обратно, — сказала хозяйка. — Когда есть дети, и рождество в рождество. А без них — все не то.

В прихожей послышался топот, мужские голоса. Один голос был явно хозяина, другой незнакомый, ворчливый и сипловатый. Девочка вцепилась в мать, ее щеки залил румянец.

— Это Йорма придумал такую игру, он там один, — сказала хозяйка.

Девочка ничего не слышала и во все глаза смотрела на дверь. Пригнувшись, пританцовывая в большущих валенках, из нее вышел дед-мороз. Мальчик заплакал. Мать повернула его лицом к себе. Мальчик оглянулся, снова увидел деда-мороза, прижался лицом к груди матери и заревел. Немного спустя все повторилось. Девочка взялась раздавать подарки. Матери она принесла то, что предназначалось для нее и для мальчика, свой отнесла прямо в детскую, отцовский положила на стол. Один из свертков достался Терхо. Он вспыхнул, смущенно заерзал на месте, забормотал: «Ну что вы… Это уже ни к чему… Я никак не думал… Большое спасибо…» Праздник для него был испорчен. Из обертки был вырван продолговатый лоскут — вероятно, подарок предназначался для хозяина, а уж потом на нем написали его имя. В свертке оказался одноцветный синий галстук.

Хозяин ушел в прихожую и вскоре вернулся. Терхо пытался вызвать девочку на разговор о деде-морозе, но та была всецело занята своим подарком. Малыша подарки не интересовали, он топтался среди обрывков бумаги и переворачивал их. Девочка пришла показать всем большую глянцевитую картину с изображением девы Марии, младенца Иисуса, Иосифа и волхвов из восточной земли. Мальчик отнял у нее картину. Девочка отняла ее у малыша, и голова одного волхва осталась у него в руке. Оба враз заревели, и сестра принялась колотить братца. Мать выручила сына и отнесла его в постель. Он уснул не сразу и буйно орал в спальне с четверть часа.

— Орет как Муссолини, — сказал хозяин.

Они с Терхо закурили сигары, которые хозяин получил в подарок. Девочке разрешили сварить кофе и накрыть на стол. Она стояла на цыпочках у плиты и смотрела в кофейник. Неся посуду, она обеими руками прижимала ее к груди и ступала приседая, едва дыша.