Рассказы - [5]

Втроем мы пошли в деревню. Дом мальчика разыскали быстро, и он был один в доме.

— Зачем ты взял деньги? — спросил мой приятель сурово.

— Денег я не брал, — заплакал мальчик.

— А где часы? — спросил приятель.

Мальчик принес маленький чемоданчик, который мы тогда называли студенческим, хотя на самом деле студенческим он был разве что до Второй Мировой войны и несколько лет после.

Мы открыли чемоданчик и обнаружили полторы дюжины часов, в том числе и мои. Ремешка на них не было. Он лежал отдельно. Нам самим-то было тогда по двадцать, и мы впервые в жизни оказались в положении воспитателей, объясняющих нормы человеческой морали. Мы напомнили мальчику заповедь «не укради». Мы обещали вернуться и проверить его поведение. Мальчик снова заплакал.

Дома я на всякий случай протер часы и ремешок ваткой, смоченной одеколоном «Гвоздика», запах которого отгоняет комаров. Лет двадцать я не хотел менять эти часы, даже когда они стали врать, дважды упав на пол. Лишь когда они совсем остановились, я с сожалением снял их и положил на дно чемодана, который впоследствии пересек с нами границу. Я совершенно не помню, какие часы были у меня после. До тех часов, которые ношу сейчас. Их подарил мне сын.

Я люблю башню с часами в Яффо — подарок османского султана Абдул-Хамида Второго жителям города. Давно нет султана и нет султаната, а часы есть. И плавящиеся часы на картинах Дали вызывают у меня восхищение. Здесь и главная идея рассказа, которая, может быть, понравится целеустремленному человеку: часы — гораздо больше, чем символ человеческой жизни, они — золотой след гигантской улитки, ползущей к новизне, к совершенству, к бессмертию!

СЕРДЦЕ

Шлемо Мордехай — это не прозвище. Так зовут моего соседа. То есть зовут его — Шлемо, а фамилия его — Мордехай. Иногда имя и фамилия бывают настолько симметричны, например Шмуэль Ицик, что живешь с человеком бок о бок годами, а встретив его утром, впадаешь в панику, что же ему сказать: «Привет, Шмулик!» или «Привет, Ицик!» Но в случае со Шлемо Мордехаем я никогда не путался, потому что в его имени-фамилии нет симметрии. Я познакомился с ним, когда он возник на пороге моей съемной квартиры и сказал, что мой кондиционер мешает ему спать. Я ответил, что если выключу кондиционер, то спать не смогу я, и оставил его включенным. На следующий день я вызвал мастера, и тот передвинул кондиционер на другое место. Шлемо был мне благодарен, и мы стали почти друзьями.

Оказалось, что и мой приятель знаком со Шлемо Мордехаем. Они работают в одной фирме и даже вместе ездили в командировку в Америку. Там, в Америке, Шлемо Мордехай, чтобы сэкономить на парикмахере, попросил моего приятеля постричь его.

Приятель ответил, что не умеет стричь людей. Подровнять конскую челку он, может быть, и согласился бы, а человека постричь он не сумеет. Шлемо Мордехай сказал, что дело это пустяшное и он объяснит, как это делается. Мой приятель ответил, что отрезанные волосы испачкают ковер в гостиничном номере.

— Тогда — в ванной комнате, — сказал Шлемо Мордехай.

— Там не развернуться, — ответил приятель.

— Мы поставим стул в самой ванне, и я сяду на него.

На это предложение у приятеля нашлось сразу два возражения — стул будет скользить в ванне, а волосы забьют сливное отверстие. Он с тоской подумал, что же он скажет на предложение стричься, сидя на унитазе, но тут Шлемо Мордехай заподозрил, что мой приятель просто не хочет его стричь. Он не обиделся. Это не в его правилах. И они вместе пошли ужинать в ресторанчик. Ресторанчик был некошерный, но Шлемо Мордехай спохватился только тогда, когда пришла пора рассчитываться с официантом. Он посокрушался немного, ведь он хоть и не «хареди», но все же старается не нарушать еврейских традиций. А тут еще у него в кошельке не нашлось достаточно денег. Приятель мой хотел рассчитаться, но Шлемо Мордехай не согласился. Он расстегнул поясной ремень, приспустил штаны на глазах удивленного официанта и достал из потайной холщовой сумочки на ремешке купюру в двадцать долларов. Он, в принципе, очень неплохой парень, согласился со мной мой приятель.

Когда мне пришлось менять квартиру, Шлемо Мордехай пришел мне на помощь. Его родственники как раз сдают квартиру, сказал он. Они люди с широким сердцем, отрекомендовал он своих родственников. Я осмотрел квартиру. Унитаз был с трещиной, а стена одной из комнат представляла собой просто жалюзи во всю стену. В квартире еще жили новые репатрианты из России.

— Вы нашли вторые ключи от входной двери? — спросила хозяйка молодого человека.

— Я нашел, нашел и не нашел, — на вновь изученном языке, иврите, ответил молодой квартирант.

— Так, где же ключи? — переспросила хозяйка.

— Я нашел, нашел и не нашел, — снова огорченно повторил безответственный квартиросъемщик.

— Он искал, искал и не нашел, — объяснил я хозяйке. Мой иврит к тому времени был гораздо лучше.

— Какова сумма месячной квартплаты? — поинтересовался я.

— Четыреста долларов, — ответила женщина.

Раздражение ни с того ни с сего волной поднялось во мне откуда-то из желудка и, видимо, отразилось на моем лице, потому что хозяйка спросила, за сколько я готов снять квартиру, хотя я не успел произнести ни слова.