Рассказ Предка - [9]

Письменность является огромным усовершенствованием. Бумага, папирус и даже каменные таблички могут стереться или распасться, но у письменных документов есть вероятность быть точно скопированными через неопределенное количество поколений, хотя на практике точность не является полной. Я должен объяснить особый смысл, который я вкладываю в понятие точность, и действительно особый смысл, который я вкладываю в понятие поколение. Если Вы напишете мне сообщение, и я скопирую его и передам третьему лицу (следующее "поколение" копирования), то это не будет точная копия, поскольку мой почерк отличен от Вашего. Но если Вы пишете внимательно, и если я кропотливо следую за каждой из Ваших закорючек, точно выводя знаки нашего общего алфавита, у Вашего сообщения есть хороший шанс быть скопированным мною с абсолютной точностью. Теоретически эта точность могла бы быть сохранена через неопределенное число "поколений" писцов. Учитывая, что есть дискретный алфавит, согласованный автором и читателем, копирование позволяет передавать сообщение, сохраненное после разрушения оригинала. Эту особенность письма можно назвать "самонормализацией". Она работает потому, что буквы истинного алфавита дискретны. Момент, напоминающий о различии между аналоговыми и цифровыми кодами, нуждается в немного более детальном объяснении.

Существует согласный звук, который является промежуточным между английскими твердым "с" и "g" (во французском твердое "c" в comme). Но никто не думал бы стараться представить этот звук буквой на письме, которая выглядела бы промежуточной между "c" и "g". Все мы понимаем, что каждая написанная буква в английском языке должна быть одним и только одним членом нашего 26-буквенного алфавита. Мы понимаем, что французский язык использует те же 26 букв для звуков, которые не являются в точности теми же, что и наши, и которые могут быть промежуточными в сравнении с нашими. Безусловно, каждый язык, каждый местный акцент или диалект отдельно использует алфавит для того, чтобы самонормализовать различные звуки.

Самонормализация борется против "китайского шепота", вырождающего сообщения из поколения в поколение. <Американские дети называют эту игру "телефоном", русские — "испорченным телефоном" — прим. Пер.> Такая же защита невозможна для рисунков, копируемых и перекопируемых чередой подражающих друг другу художников, если только сам рисунок не объединяет в себе ритуальные соглашения как собственную версию "самонормализации". У записей очевидца некоторого случая, в отличие от нарисованных картин, есть хороший шанс все еще быть точно воспроизведенными в исторических книгах несколько столетий спустя. У нас есть, вероятно, точный отчет о разрушении Помпей в 79 году нашей эры, потому что очевидец Плиний Младший записал увиденное в двух посланиях историку Тацитусу, и некоторые из писем Тацитуса сохранились благодаря последовательному копированию и впоследствии перепечатыванию, чтобы мы могли читать их сегодня. Даже в догутенберговое время, когда документы дублировались писцами, письменное изложение представляло большой прогресс в точности по сравнению с памятью и устными преданиями.

Хотя это только в умозрительном идеале многократное переписывание сохраняется идеально точным. На практике писцы склонны ошибаться и вполне способны фальсифицировать свои копии, чтобы заставить их говорить то, что, как они думают (без сомнения искренне), оригинальный документ должен был сказать. Наиболее известный из таких примеров, старательно задокументированный немецкими теологами 19-го века, это "врачевание" исторических описаний Нового Завета, дабы заставить их согласовываться с пророчествами Ветхого Завета.

Помимо намеренной фальсификации, любое повторное копирование подвержено прямым ошибкам, таким как пропуск строки или слова на листе. Но в любом случае, письменность не может поведать нам, что было до ее изобретения, произошедшего приблизительно лишь 5 000 лет назад. Опознавательные знаки, счетная символика и картины уходят в прошлое немного дальше, возможно, несколько десятков тысяч лет, но все подобного рода периоды – пустяки по сравнению с эволюционным временем.

К счастью, применительно к эволюции есть другой вид дублируемой информации, которая перенесла почти невообразимо большое число поколений копирования и которую, с небольшой поэтической вольностью, мы можем расценить как аналог письменного текста: историческую запись, воспроизводимую с поразительной точностью в течение сотен миллионов поколений, именно потому, что, как у нашей письменности, у нее есть самонормализующийся алфавит. Информация ДНК во всех живых существах передавалась от отдаленных предков с потрясающей точностью. Отдельные атомы в ДНК меняются непрерывно, но информация, которую они кодируют в своей структуре расположения, копируется миллионы, иногда сотни миллионов лет. Мы можем прочитать эту запись непосредственно, используя возможности современной молекулярной биологии, чтобы определить последовательности букв ДНК или, немного более косвенно, последовательности аминокислот белка, в которые они транслируются. Или, намного более косвенно, как через мутные очки, мы можем прочитать ее, изучая эмбриологические продукты ДНК: формы тел и их органов, их взаиморасположение. Мы не нуждаемся в ископаемых, чтобы вглядеться в историю. Поскольку ДНК изменяется в поколениях очень медленно, история вплетена в структуру современных животных и растений и написана ее закодированными знаками.