Рассказ о шпионе - [8]

Подъехал черный «форд икзекьютив» и припарковался впереди. Из «форда» вылезли двое и направились к нам. Полицейский в овчинном пальто опустил стекло. Один из подошедших направил мне в лицо луч фонаря:

— Да, это он.

— Это ты, Мэйсон?

— Да, сэр. — Мэйсон — это человек, готовивший распечатки прогнозов погоды и фотографировавшийся с незнакомцами, носящими мою одежду.

— Ты тоже, значит, в этом замешан? — спросил я.

— Замешан в чем?

— Не надо мне лапшу на уши вешать, ты, маленький змееныш.

— Да, это он. — Мэйсон выключил фонарь.

— Ну, мы так и знали, — сказал первый полицейский.

— О, конечно, — ответил я, — когда бы еще я получил свидание с вами за двадцать пять пенсов.

Как я мог оказаться таким идиотом. Ведь по этому телефону, если набираешь номер службы времени, слышишь тиканье часов старшего комиссара полиции.

— Давайте мы вас лучше домой отвезем, — сказал полицейский. — И спасибо вам, мистер Мэйсон.

Мэйсон позволил шоферу открыть ему дверцу «форда», как будто с ним так обращались с рождения. Этот маленький ублюдок, без сомнения, раззвонит обо всем, что здесь произошло. Весь Центр будет в курсе.

Они довезли меня до самого дома.

— В следующий раз, — сказал полицейский, — пользуйтесь служебным транспортом. После похода вы имеете на это право, как известно.

— Вы не могли бы послать кого-нибудь из своих парней подобрать мою машину — так, в перерывах между партиями в бридж.

— Я сообщу, что автомобиль похищен. Местные полицейские его подберут.

— Бьюсь об заклад, иногда вы жалеете, что приходится быть таким честным, — сказал я.

— Спокойной ночи, сэр.

Дождь по-прежнему шел. Я выбрался из машины. Они высадили меня не на той стороне улицы: разворот был здесь запрещен.

Глава 3

«Все время должно быть посвящено игре…»

Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.

Я вошел в квартиру как можно тише. Мэрджори всегда включала отопление в мое отсутствие, и сейчас стоячий воздух, тяжелый от запаха свежего дерева и краски, обдал меня как вчерашний перегар. Прошло достаточно много времени, прежде чем я привык к этой квартире.

— Это ты, дорогой?

— Да, любимая. — Я просмотрел почту, откладывая конверты нераспечатанными, оставил только открытку с лыжного курорта, журнал «Награды и кокарды» да подержанную книгу о битве под Москвой. На серебряном подносе — используемом для срочных сообщений — лежал обрывок медицинского рецепта, на котором было выведено: «Приходите, пожалуйста, в воскресенье в дом полковника Шлегеля. Он будет ждать Вас с десятичасовым поездом». Записка выполнена аккуратным почерком Мэрджори. Я поеду в понедельник, несмотря на то, что слово «воскресенье» трижды подчеркнуто красным карандашом, который Мэрджори использует, когда чертит схемы.

— Дорогой!

— Иду-у. — Я вошел в гостиную. В мое отсутствие она редко сюда заходила: обычно готовила себе что-нибудь на скорую руку, а потом изучала бумаги с результатами медицинских исследований, проведенных после окончания университета, грудой лежащие в «дипломате» и на прикроватном столике. Но сегодня к моему приезду все было прибрано: спички рядом с пепельницей, тапочки у камина. На столике в кувшине между экземплярами ее книги «Дом и огород» даже стоял большой букет всевозможных цветов, обрамленных папоротником.

— Я скучал по тебе, Мэрдж.

— Привет, морячок.

Мы обнялись. На ее губах я почувствовал вкус мяса, запах которого услышал еще в холле. Она запустила мне руку в волосы и взъерошила их.

— Они не выпадут, — сказал я, — они вшиты в череп.

— Глупости.

— Извини, что поздно.

Она повернула голову и радостно улыбнулась. Сейчас Мэрджори была похожа на маленькую девочку: большие зеленые глаза и симпатичное личико потерялись в растрепанных волосах.

— Я приготовила мясо, но оно немного суховато.

— Я не голоден.

— Ты даже не заметил цветы.

— Ты что, опять в морге работаешь?

— Ублюдок, — сказала она и нежно меня поцеловала.

В углу «ящик» надрывался дешевой истерией: британская справедливость побеждала жирных немецких фашистов, кричащих: «Свиньи!»

— Цветы от моей мамы к празднику. Она желает, чтобы праздник повторился.

— А что, ты собираешься еще раз отметить двадцатидевятилетие в этом году?

Мэрджори ударила ребром ладони мне по ребрам. Удар оказался болезненным: она достаточно хорошо изучила анатомию.

— Не принимай близко к сердцу, — выдохнул я, — это всего лишь шутка.

— Оставь свои вшивые шуточки для ребят с подводной лодки.

Она обняла меня и прижалась теснее. Поцеловала, отстранилась, заглянула в мои глаза, стараясь прочитать в них свое будущее.

Я еще раз поцеловал ее. Этот поцелуй удался лучше.

— Я начинаю удивляться… — Ее слова потонули в очередном моем поцелуе.

В электрическом термостате, который мог поддерживать нужную температуру часами, стоял наполненный кофейник. Я налил немного в чашку Мэрджори и отхлебнул. Вкус был как у металлических опилок с добавлением хинина. Я поднял голову.

— Приготовить еще?

— Нет. — Я взял ее руку. Эта чрезмерная любовная забота нервировала меня. — Ради бога, сядь. — Потянулся и отломил кусочек шоколадки, которую она ела до моего прихода. — Я не хочу ни есть, ни пить.

На экране герои увели ключи от нового секретного самолета из-под самого носа гестаповца со свиными глазками, который не переставая щелкал каблуками и орал «Хайль, Гитлер!» Двое английских хитрецов отсалютовали ему в ответ и, забравшись в самолет, обменялись понимающими улыбками.