Рассказ о первой любви - [8]

Дорога пошла под уклон. Илья приостановил лошадь и, когда смолк скрип телеги, стало слышно, как в овраге клокочет вода.

— А, черт! — выругался Илья.

Он проворно соскочил на землю, и тотчас шум дождя поглотил чавканье его шагов. Груздев затаил дыхание. Он хотел окликнуть Илью, но боялся даже своего голоса, на который, казалось ему, лес отзовется злорадно хохочущим эхом.

А в лесу между тем начиналось какое-то бесовское действо: скрипели стволы деревьев, тяжелые громы катились по верхушкам, пригибая их к самой земле, молнии освещали рвущуюся в агонии листву, и дождь стегал все вокруг свистящими струями.

— Гук… — внятно выговорило что-то совсем близко. Так звучит какая-нибудь древесная жила, лопнув в пригнутом стволе, но Груздев уже не был способен отдавать себе отчет в происходящем.

— Илья! — взвизгнул он пронзительным заячьим голосом. Лошадь резко дернула и все быстрее пошла под уклон.

— Илья! — снова закричал Груздев.

Опрокинувшись, он больно ударился спиной о задок телеги и в ужасном предчувствии смерти стал биться, стараясь сбросить с себя плащ. Но в это время лошадь остановилась.

— Вы бы его осадили, змея египетского, — послышался спокойный голос Ильи. — Тут за оврагом деревенька есть. Может, того… заночуем, коли спешить не надо?

— Заночуем, голубчик, заночуем… Поедем скорей, — обрадованно забормотал Груздев. — Зачем нам спешить? Только себя зря мучить, правда?

— Известное дело, — согласился Илья, сводя в овраг «египетского змея» под уздцы. — Там и погреться можно. Четвертной-то у вас найдется?

— Найдется, обязательно найдется, — горячо заверил его Груздев.

Животный страх, так унизительно корчивший его минуту назад, прошел, и теперь все в Груздеве лихорадочно радовалось присутствию живого человека.

Овраг переехали благополучно, хотя лошадь шла по брюхо в воде, а всплывшую телегу с двумя седоками упругий поток пытался стащить в сторону. Наверху по краю оврага рассыпались рыжеватые огни деревни. Заметив их, Груздев окончательно пришел в себя и даже поправил под плащом сбившийся галстук, предвидя встречу с незнакомыми людьми.

Илья постучал кнутовищем в окно одной из темных от сырости изб. К стеклу изнутри приплюснулось чье-то лицо, тотчас отпрянуло, и через минуту послышался стук засова.

— Илюха? — спросил старушечий голос.

Илья вместо ответа заворчал на лошадь и стал распрягать ее, позвякивая уздой.

— Кого везешь? — снова спросила старуха.

— Корреспондента.

«Говорят, как о мешке с мукой», — обиженно подумал Груздев. С трудом переставляя затекшие ноги, он полез на крыльцо, вошел вслед за старухой в сени, и там его густо обдало духом скотного двора.

— Одежку-то мокрую оставь тут, — ласково сказала старуха. — Ужо я высушу.

В кухне Груздев оглядел себя в маленькое туманное зеркальце. Веки у него покраснели, волосы слиплись, а щеку пробороздили потеки красноватой грязи. Безобразная, с провалившимся безгубым ртом, но приветливая и добрая старуха заметила, что гость хочет умыться. Она налила в глиняный рукомойник теплой воды, от которой у Груздева приятно заломило озябшие пальцы, и уходя за чистым полотенцем, сказала:

— Мойся, холься на доброе здоровье.

Вошел Илья. Теперь, когда тень от капюшона не падала ему на глаза, они потеряли разбойный блеск и смотрели с простоватой доверчивостью.

— А где же Надежда? — спросил он старуху.

Та, вздувая самовар, нехотя проворчала:

— Где ей быть? На посиделки ушла.

С Ильей у нее, очевидно, установился совсем иной тон — по-свойски строгий и незлобиво-ворчливый.

Пока хозяйка собирала ужин, а Илья ходил за водкой, Груздев с любопытством осматривал кухню, горницу, заглянул в боковушку, где возвышалась, вся в кружевах, широкая кровать с целой горой розовых подушек, и потрогал струны висевшей на стене гитары с большим алым бантом на грифе.

— Умеете играть?

Груздев отдернул руку и оглянулся. В горнице, заплетая перекинутую на грудь толстую блестяще-черную косу, стояла девушка, и потому, что она не улыбалась, а глаза ее смотрели из-под сросшихся бровей твердо и холодно, Груздев решил, что гитару трогать нельзя.

— Извините, — смущенно пробормотал он.

— А чего ж, играйте, если умеете, — сказала девушка. — Никому не заказано.

— А вы умеете? — осмелев, спросил Груздев.

— Я-то? Играю…

Какая-то ленивая, даже вялая грация сквозила в ее протяжном голосе, в медленном взмахе густых ресниц, в плавном движении, которым она не перебросила, а переложила на спину свою тяжелую косу. Облик ее вполне совпадал с тем обликом деревенской красавицы, который априорно сложился в представлении Груздева — именно коса, смуглый румянец, крепкие ноги в хромовых сапожках и высокая грудь были ее обязательными признаками.

Ужинать сели в горнице. Груздев со страхом посмотрел на полный стакан водки, налитый ему Ильей, но чтобы не показаться перед Надеждой хлюпиком, зажмурился и лихо вытянул все до дна. На его подвиг никто не обратил внимания. Это не понравилось Груздеву, и он решил во что бы то ни стало отличиться еще раз.

— Утром не проспи, надо пораньше выехать, — начальственным тоном сказал он Илье.

Но тот, ловя вилкой огурец в сметане, только неопределенно мотнул головой и с полным ртом промычал: