Рассказ лектора - [135]
«Мы продаем товар, — гласило письмо, разосланное всем сотрудникам Мидвестерна. — Если клиент недоволен, значит, мы плохо работаем». Использование книг, изданных «Харбриджем», всячески поощрялось; на книги других издательств надо было испрашивать письменное разрешение. Учебная нагрузка составляла пять групп в семестр, без исключений. Весь персонал обязали носить корпоративные блейзеры с логотипом «Харбриджа» — червь в очках, выползающий из яблока — над нагрудным карманом.
Другие факультеты еле-еле держались на плаву — те преподаватели, что не уволились сразу, перебрались в Гамильтон-гровзский колледж. Однако Нельсон и его команда матерых училок отлично вписались в новую жизнь. Фирма платила преподавателям литкомпозиции даже больше, чем прежний университет; «Харбридж», удивительное дело, даже оплачивал больничные и отпуска. Чтобы привлечь студентов, группы уменьшили; «Харбридж» обеспечивал каждого преподавателя новенькой методичкой. За использование книг своего издательства компания выплачивала небольшую прибавку к жалованью плюс денежную премию в конце года тем преподавателям, которых студенты оценили выше других.
— Наличные, — заметила Линда Прозерпина сквозь клубы дыма, когда Нельсон спросил, не огорчает ли ее новая система, — лучше постоянной должности.
Профессионально у Нельсона все было хорошо, но его личная жизнь рассыпалась в прах. Когда наутро после пожара он вошел в дом, Бриджит взглянула так, будто видит его впервые. Довольно долго они смотрели друг на друга, не находя слов. Комната была безупречно убрана и украшена к Пасхе розовой и желтой гофрированной бумагой, на журнальном столике стояли две корзинки с пасхальными яйцами. Клара даже не притронулась к своей, но вторую Абигайл распотрошила до дна, по всему полу валялась крашеная скорлупа и мятая бумажная травка. При виде корзинок на глаза у Нельсона навернулись слезы. Он знал, что выглядит отталкивающе: шикарный костюм испачкан и порван, рука кое-как замотана окровавленными бинтами. Бриджит за одну ночь превратилась из Донны Рид в себя прежнюю: всклокоченную, в старом махровом халате, с серым лицом и углубившимися морщинами. По ее глазам Нельсон видел, что Бриджит знает про Миранду. В разгар звенящего молчания вошла Клара, один раз взглянула на отца и молча прошествовала мимо, выставив подбородок. Нельсон услышал, как она на кухне открывает холодильник. Через мгновение появилась Абигайл, таща за ногу искалеченного пасхального мишку; при виде отца она наморщила носик и унеслась в кухню, крича: «Кукурузные хлопья! Никаких больше яиц-пашот!»
Покуда девочки громыхали посудой, Бриджит нарушила тишину:
— Я ухожу, Нельсон. Забираю девочек к отцу в Чикаго.
Нельсон сглотнул, не в силах говорить от щемящего чувства вины.
— Мне нужен развод, — продолжала Бриджит. — Не вижу смысла тянуть время.
Нельсон шмыгнул носом, сраженный в самое сердце, и Бриджит прошла мимо, придерживая воротник халата.
— Пожалуйста, приведи себя в порядок, — сказала она. — Я не хочу, чтобы твои дочери видели тебя в таком виде.
Однако Нельсон пошел не наверх, а в подвал, где подпер голову здоровой рукой и заплакал, роняя слезы с копотью на обшарпанный стол. Топка за спиной была холодна. Грязноватый солнечный свет сочился сквозь узкое оконце в дальнем конце комнаты. От карты литературной Англии над столом осталось лишь темное пятно.
Теперь, год и четыре месяца спустя, Нельсон вступил на Мичиган-авеню и влился в поток студентов и преподавателей, спешащих на первое утреннее занятие. Преподавателей он отличал по красным корпоративным блейзерам. Припекало по-летнему, и свой блейзер он нес в руке, но сейчас надел. Даже и без блейзеров преподавателей легко было бы вычленить из толпы; все студенты выглядели одинаково, вне зависимости от среднего балла. Нельсон чувствовал, что ему недостает аспирантов, сомнамбулически бредущих под действием кофеина и сигарет. В Мидвестерне больше не было аспирантуры на факультете литературы, и в результате география Мичиган-авеню коренным образом изменилась: на месте «Пандемониума» открылся «Старбакс», хотя Нельсон слышал, что и он хиреет. Новые студенты Мидвестерна были в основном представителями национальных меньшинств, выходцами из рабочей среды, эмигрантами — не из тех, кто готов выложить четыре бакса за чашку кофе. Бар «Перегрин» тоже исчез, уступив место экспресс-кафе.
Академическая книжная лавка сменила вывеску и тоже перешла к компании «Харбридж»; теперь здесь бойко торговали майками, кепками, кружками и унитазными сиденьями с университетской символикой, а также футбольными транспарантами. У спонсоров было только одно серьезное возражение против продажи университета: потенциальная утрата футбольной команды, поэтому губернатор поставил сохранение команды условием сделки. Корпорация поступила даже лучше: напуганная чересчур строгими требованиями Национальной Ассоциации студенческого спорта, она купила франшизу в НФЛ и сделала команду профессиональной, дав возможность студентам Мидвестерна играть в профессиональный футбол параллельно с учебой и обеспечив спонсорам, учащимся и владельцам сезонных билетов возможность присутствовать на ежегодном Большом Кубке.
