Распутин: миссия - [2]

Шрифт
Интервал

Р. Это хорошо. Но не достаточно.

Н. И вот еще что, Распутин. Не вздумай всякой мистической чепухой забивать голову моей жене и сыну.

Р. О, а что касается императрицы и царевича…

Н. Ни слова больше, Распутин! До свиданья.


>Крик совы.


Р. Храни вас Бог, ваше величество, хозяин земли русской…

Н. Постой-ка… Скажи… ты не знаешь, чего это моя жена нынче везде свастику рисует?

Р. Свастика — древний символ, он…

Н. Да, да, я знаю. Но что это на нее нашло? Зачем импири… эмпире… императрице — какая-то свастика?

Р. Николай Александрович, это пусть остается ее тайной. В начавшемся столетии свастика будет иметь мрачный, роковой смысл. Например, у немцев…

Н. Все, Распутин! Теперь иди с Богом.

II

>Распутин и Архангел.

>Архангел является Распутину в зеркале.


Р. Как не знать, твое небесное высочество! Знаю: часы тикают. Да. На то они и часы. Ты показал мне будущее, и кому, как не мне, знать: время уходит… Время уходит-уходит-уходит…

Господи Боже мой, вижу темные воды, воду… и там плывет крейсер «Аврора»… чтоб он утонул!..

Знаю, время уходит… Время, которое ты мне дал, чтобы я изменил самое темное столетие в истории человечества. Чтобы направил историю по прямой. Чтобы остановил поезд, летящий под откос, и направил его в другую сторону… У меня всего лишь несколько дней, чтобы перевести стрелки… да что несколько: всего один или два дня, чтобы направить эшелон двадцатого века на другой путь, и если не успею, то… то все псу под хвост.

Время тает, и я это знаю лучше всех.

Но… прошу тебя, дай мне еще пару дней, прошу, умоляю! Еще пару дней, еще два денечка, please, и сотни миллионов людей будут повторять твое имя в благодарственной молитве: ты спасешь эти сотни миллионов, избавишь от того, что им уготовил двадцатый век. Особенно первая половина…

Да, понимаю.

Они ведь понятия не будут иметь о том, чего избежали. За что тогда они станут благодарить тебя?

Кто может благодарить за то, что не сгорел в атомном взрыве? Только тот, кто знает, что такое атомная бомба, и кто знает, что тридцать один год спустя ее сбросят ему на голову. Но нынче ночью народ Хиросимы еще сладко спит… перевернется на другой бок и спит себе дальше, понятия не имея, что ждет его через тридцать один год, ну, и еще две недели… Не могут они знать этого, факт. Не знают, не могут знать — за что же тогда им быть благодарными?..

Ну ладно… Но ведь даже в незнании этом, уже в том, что знаем лишь мы с тобой, знаем, как им удалось избежать гибели и страданий, — а удалось им благодаря нам двоим, тебе и мне, — уже в этом… ведь если взглянуть с этой стороны, то любое их движение, пусть хоть всего лишь с боку на бок повернутся во сне, — любое движение их, даже просто дыхание, — это наше с тобой торжество, и сам мир, который избавлен будет от того, что его ждет, есть не что иное, как Осанна тебе, вам, всем, кто там, на небесах. Каждое любовное объятие каждого, кто мог умереть, но не умер, каждый ребенок и каждый его ребенок до не знаю какого поколения — все это вместе будет коллективным благодарственным гимном, благодарением за жизнь как за щедрый подарок, даже если люди об этом подарке и не подозревают… Благодарность от всех, кого Гаврило Принцип приговорил к смерти и кто будет — через мое посредничество — Тобою помилован. Разве не так?

Да, благодарственная песня, Осанна миллионов людей, которые, пускай они этого не сознают, но самим своим бытием, самим фактом, что они живы, возносят хвалу Господу, а вместе с Ним — таким благотворным и всемогущим сущностям, каков есть Ты, Пресветлый Архангел…

Еще две недели? Ты мне даешь две недели, чтобы, к вящей славе Твоей, я спас от гибели сотни миллионов людей… От окопов, от проволочных заграждений, от тюрем, от испанки, от голодной смерти, от горчичного газа и газовых камер, от штыков и от атомной бомбы…

(Говорит вполголоса, скорее уже самому себе.) Скажем, в Освенциме — разве там не нужно будет возвести монумент благодарности?.. Я имею в виду, чтоб евреи… Благодарности за то, что само это слово, Освенцим, не осталось в истории устрашающим символом ужаса и смерти… чтобы Освенцим не стал, несмотря ни на что, тем, чем станет… а остался бы названием маленькой мирной деревни… остался… мог бы остаться?.. как тут сказать?.. в общем, названием мало кому известной деревни, каких тысячи, десятки тысяч… словом, названием деревни, а не названием ужаса… Надо, пожалуй, сказать об этом Теодору Герцлю… Обязательно скажу… Пускай начинает собирать деньги на монумент…

III

>Распутин и император Вильгельм.


>Императорский дворец. Поздний вечер. Помещение, в котором мы находимся, представляет собой нечто среднее между кабинетом и спортивным залом: письменный стол, гири, шведская стенка, гимнастический козел, рапиры, боксерская груша, тренажерный велосипед, с потолка свисают кольца и т. д. Во время беседы Вильгельм время от времени подходит к снарядам и выполняет какие-то упражнения; порой приглашает и гостя.

В. …так ты, Распутин, говоришь, тебя не царь ко мне послал?

Р. Нет, Ваше Величество. Меня к вам послал некто более могущественный, чем царь.

В. Более могущественный?

Р. Да, Ваше Величество. Я отправился в путь по велению небесных сил, чтобы предотвратить роковое развитие событий. У нас есть еще (


Еще от автора Геза Сёч
Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи

В романе «Лимпопо» — дневнике барышни-страусихи, переведенном на язык homo sapiens и опубликованном Гезой Сёчем — мы попадаем на страусиную ферму, расположенную «где-то в Восточной Европе», обитатели которой хотят понять, почему им так неуютно в неплохо отапливаемых вольерах фермы. Почему по ночам им слышится зов иной родины, иного бытия, иного континента, обещающего свободу? Может ли страус научиться летать, раз уж природой ему даны крылья? И может ли он сбежать? И куда? И что вообще означает полет?Не правда ли, знакомые вопросы? Помнится, о такой попытке избавиться от неволи нам рассказывал Джордж Оруэлл в «Скотном дворе».


Стихи из книги «На Солнце»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Со всем этим покончено

Главы из книги «Со всем этим покончено» англичанина Роберта Грейвза (1895–1985); перевод Елены Ивановой, вступление Ларисы Васильевой. Абсолютно бесстрастное описание военных будней, подвигов и страданий.


Читая Шекспира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Домой

США, 1940-е годы. Неблагополучная негритянская семья — родители и их маленькие дети, брат с сестрой — бежит от расистов из Техаса в Джорджию в городишко Лотус. Проходит несколько лет. Несмотря на бесправие, ужасную участь сестры и мучительные воспоминания Фрэнка, ветерана Корейской войны, жизнь берет свое, и героев не оставляет надежда.


Заветы юности

Документальную книгу англичанки Веры Бриттен (1893–1970) «Заветы юности», фрагменты из которой в переводе Антона Ильинского печатает «ИЛ», Борис Дубин, автор вступления, называет «одной из самых знаменитых книг о Первой мировой войне», к тому же написанную не о фронте, а о тыле. И далее: «Перед читателем — один из лучших, на мой взгляд, портретов английского характера, уникальный и при этом совершенно конкретный портрет юной англичанки».