Раскол дома - [102]

Шрифт
Интервал

Она бросила бумагу на стол и махнула в сторону буфета, где лежали бланки приглашений. Брайди все сделала так, как ей было сказано.

Пятого мая в банкетном зале собравшиеся гости буквально уничтожили всю еду, включая классические блюда высокой кухни, приготовленные Брайди. К концу праздника на столах все вверх дном, будто здесь поезда столкнулись, подумала она, глядя на скомканные салфетки и опрокинутые бокалы. Она оглянулась и кивнула приглашенным на праздник официантам, поскольку весь постоянный персонал Истерли Холла по распоряжению сэра Энтони был приглашен на торжество. Гости окружили сэра Энтони и его юбилейный торт. Глазурь наносила Брайди. Получилось не так совершенно, как у миссис Мур, но приемлемо. Даже совсем неплохо, сказала она самой себе, стараясь не смотреть на Тима, стоявшего рядом с леди Маргарет и Пенни. Здесь же находился сэр Энтони.

Мама думает, что леди Маргарет могла бы выйти за него замуж. Брайди надеялась, что этого не произойдет. Ужасная женщина эта леди Маргарет, а он такой симпатичный. А вообще все это очень странно. Джеймс, оказавшийся рядом с ней, шепнул:

– Я очень надеюсь, что речи не затянутся до бесконечности. Мне не терпится съесть кусочек твоего шедевра.

Брайди скрестила руки на груди. Она все еще злилась на него. Они оказались прямо напротив Тима.

– Посмотри на него, – прошипела она. – Стоит рядом с этой дурочкой, а она порхает перед ним. Непонятно, почему он не видит их такими, каковы они есть?

– Он, может, и видит и…

Он запнулся.

Она сказала:

– Я закончу за тебя. Возможно, он видит, потому что сам такой же. Мы все это знаем, так почему же ты всегда защищаешь его?

Джеймс вспыхнул.

– Ты бываешь очень жесткой, Брайди. Я думаю, тут что-то другое. Он…

Брайди подняла руку.

– Дай я скажу за тебя. Она ему нравится. Вот я и сказала.

К сэру Энтони подошел ее отец и постучал по бокалу с вином, призывая к тишине.

– Надеюсь, все налили бокалы. Я хочу произнести тост. За щедрого благодетеля отеля Истерли Холл и Центра капитана Нива. Мы счастливы, что знаем вас много лет, сэр Энтони, и рады, что можем праздновать это знаменательное событие – ваш юбилей. Мы восхищаемся вашей добротой и щедростью больше, чем вы можете представить. Мы восхищаемся вашим стремлением к миру и аплодируем всем вашим начинаниям. Выпьем за достойный пример, который вы показываете всем нам. Леди и джентльмены, за сэра Энтони Траверса!

Гости подняли бокалы и повторили: «За сэра Энтони Траверса».

Брайди поднесла бокал к губам. Тим, стоявший напротив нее, выглядел очень печальным. Ссутулив плечи, он поднял бокал, но не выпил, а просто опустил руку с бокалом вниз. Что с ним такое?

Теперь говорил сэр Энтони:

– Я благодарю всех собравшихся и вас, Оберон, но я не чувствую себя тем достойным примером, о котором вы говорите.

Он замолчал. Тим смотрел на него, буквально окаменев. За его спиной Брайди увидела Потти. Кажется, он коснулся плеча Тима? Нет, руки не видно. Сэр Энтони продолжал:

– Я чувствую себя виноватым. Я оказывал поддержку тому, другому, третьему, и так получилось, что я почти не находил времени для моей семьи.

Он протянул руку и сказал:

– Энни, не могли бы вы подойти и помочь мне разрезать торт?

Брайди повернулась к матери. У обеих брови удивленно поползли наверх. Энни? Наконец.

– Видите ли, – признался сэр Энтони, – я был слеп в отношении многих вещей, так уж я сосредоточился на своем желании изменить этот мир.

Он засмеялся вместе с теми, кто знал о его стремлении к миру. Интересно, они знают о том, сколько фашистов состоит в его клубе? Вероятно, нет, потому что сегодня никто не надел значки. Сэр Энтони произнес:

– Я попросил Энни и Гарри привести сегодня мальчиков, хотя я опасаюсь, что им до смерти скучно.

Он поднял бокал за здоровье мальчиков, а они кивнули, как подобает маленьким джентльменам, каковыми они и были.

– Я хочу подчеркнуть, хотя я уже это сказал, что они – самая лучшая семья. Я горжусь Гарри – тем, как он сумел найти себе подобающую роль. Я горжусь Энни и тем, как умело она управляет Центром капитана Нива и воспитывает моих чудесных внуков.

Гарри встал рядом с Энни. Оба они выглядели довольными, но смущенными. Ну да, подумала Брайди, не они одни. Джеймс прошептал:

– Хотелось бы, чтобы они наконец разрезали этот чертов торт.

Она неожиданно ухмыльнулась. Никто лучше Джеймса не умеет испортить торжественный момент. Он изменился после возвращения, хотя не очень сильно. Скорее, повзрослел. Сэр Энтони объявил:

– А теперь разрежем этот великолепный торт, испеченный и глазированный умницей Брайди Брамптон.

Он начал резать торт, и рука Энни лежала на его руке. Подошли официанты и продолжили резать и раскладывать торт по тарелкам и разносить его по столикам, а гости направились к своим местам. Гарри махнул музыкантам, и Брайди, переходя с места на место и пробуя отломившиеся кусочки, вдруг почувствовала, что все чудесно, потому что торт получился таким, каким он должен быть. Таким же вкусным, как мамин, а сэр Энтони вообще назвал его великолепным и, более того, похвалил Энни.

Когда принесли кофе, все пошли танцевать, в том числе Тим. Он пригласил Пенни. Они танцевали, и Пенни порхала, как на крыльях. Брайди хотелось пнуть ее так, чтобы девица плюхнулась на пол. А Тим, оказывается, хорошо танцует, она не знала. Хотя откуда ей знать? Он всегда говорил, что не умеет. Значит, он приобрел еще одно уменье. Она отвернулась, готовая взорваться от накипающей ярости и ревности, и налетела на Джеймса.


Еще от автора Маргарет Грэм
Истерли Холл

Эви Форбс предана своей семье. Все мужчины в ней – шахтеры. Она с детства привыкла видеть страдания людей рабочего поселка: несчастные случаи и гибель близких, жестокость и несправедливость начальников. Она чувствует себя спасительницей семьи, когда устраивается работать в Истерли Холл – поместье лорда Брамптона, хозяина шахт. В господском доме Эми сразу же сталкивается с пренебрежением и тиранией хозяев, ленью, предательством и наглостью других слуг. Однако с помощью друзей, любви и собственного таланта она смело идет вперед, к своей цели – выйти «из-под лестницы». Но в жизнь вмешивается война.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Рекомендуем почитать
Шкатулка памяти

«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].


Шепот

Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.


Просчет финансиста

"Просчет финансиста" ("Интерференция") - детективная история с любовной интригой.


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.