Рашный Help - [3]

Так что мне повезло — гостей тогда я не увидел.

Одно дело — кают-компания, большая она. А столкнись мы с этим, у которого руки, лицом к лицу в тесном тамбуре…

Двое их было. Все из себя важные такие. И мрачные, как манулы, которых не погладили вовремя. На меня даже не глянули. Шерифа я уже видел в новостях, да и второго тоже — он врал грудастой репортерше, что все под контролем. Был он каким-то университетским начальством, то ли декан, то ли ректор. И местный мэр — по совместительству. Патриархальная планета, никакой специализации. Шмонило от него так, что глаза слезились. Плотный вертящийся клубок из страха и облегчения, вовек одно от другого не распутаешь. Прогрессоров он боялся до судорог — а кто из атавистов их не боится? Но и облегчение при этом испытывал немалое. Похоже, профессор при жизни был той еще занозой для начальственной задницы. А вот шериф ничего не боялся. И разило от него хотя и не менее сильно, но совсем иначе, уверенностью разило, напряжением, усталой неприязнью. А еще от него искры сыпались — острые такие, агрессивные. Скрытая вина всегда так выглядит. У меня даже в висках заломило. И потому, поставив им кофе на столик, я со своей чашечкой отошел в самый дальний угол. В этом мне опять повезло.

Мне вообще феноменально везло в тот день. Вот, например, кофе этот. Я ведь его разлил не в стандартные стаканы из небьющегося пласта, а в тончайшие фарфоровые чашечки — за что, кстати, удостоился одобрительного шевеления бровью от кэпа. Кэп чашками этими очень дорожил и юзать разрешал только в особых случаях. Вот и нес я их осторожно, всецело этим делом поглощенный и ни на что стороннее не отвлекаясь.

Идя к облюбованному диванчику в дальнем углу, я очень неполиткоректно подумал, что без профа мир станет только лучше. Он успел достать всех. Мэр вон, хоть и пытается держать скорбную мину, уже на всю кают-компанию нафонтанировал вонючей радостью. И никаких у него сожалений, а страх — это понятно. Да и шериф, друг детства… не все с ним так просто. Слишком уж сильно он угрызается. Слышал он тот ночной звонок, к аналитикам не ходить! Слышал, но не захотел отвечать. А кто бы захотел, спрашивается? Иногда я понимаю прогрессоров, не при политкоре будь сказано. Возможно, я понимал бы их еще лучше, если бы не Катарина на том реконструкте…

Прогрессоры всегда так делают — поочередно удаляют у отказавшегося от модификации человека все органы чувств, которыми он не желает пользоваться в полной мере. После чего взрослых убивают. Они считают, что взрослые неспособны меняться. А вот дети еще могут — если постараются. Только нужно их заставить. И удалить ненужное.

Детей они оставляют в живых — на некоторое время, давая шанс отрастить новые — лучшие — органы и тем самым доказать свое право на дальнейшую жизнь.

Бред, конечно. Вот только они действительно в это верят.

А самое страшное, что единичной зачисткой дело не ограничится, если уж их внимание почему-то привлекло это захолустье. Они очень дотошные. Основное население Эври вообще пришлось эвакуировать — ну, во всяком случае, то, что от него осталось. Это еще до моего рождения было. Эври — тоже из белого списка…

Я осторожно угнездился на угловом диванчике. Убедился, что с последней (моей) кофейной чашечкой все в порядке. И перевел взгляд на гостей. Считай, что впервые на них действительно посмотрел.

И увидел…

Кофе я выпил залпом, чтобы не заорать. Не почувствовал ни вкуса, ни температуры — а, между прочим, девяносто девять и восемь, старался же.

Кэп сидел с ним рядом. Разговаривал. Улыбался даже. Жал руку, с которой еще капает… он что — не видит? Не чувствует? Да не может такого быть, не слепой же он!

Я старался смотреть мимо, но все равно краем глаза отчетливо видел — как тут не увидеть-то, это совсем атавистом быть надо, не при политкоре будет сказано… кровь, она яркая такая, просто надо чуть по-особому глаза скосить, и сразу видно, она светится. И никогда не смешивается, надо просто расплести по разным уровням. Вот и тут…

Пять разноцветных, мерцаюших, не смешивающихся…

Меня замутило. Хотел глотнуть кофе, но только всухую лязгнул зубами по остывающему фарфору — чашка была пуста. Несколько раз глубоко вдохнул, стараясь не слишком сопеть. Отпустило.

Это хорошо, что наши гости слепые и не видят, что я весь взмок, и сердце колотится как оглашенное. Капитан не слепой, он видит. И делает знак — свободен мол. Уходи. Это он правильно — еще не хватало мне при гостях в обморок грохнуться. Стыдобища. За мной такое наблюдалось — гормоны, чтоб их! То живот ни с того ни с сего скрутит, то давление падает, водоворотики перед глазами, и — хряп! — уже лежишь.

Короче, свалил я. Тут как раз Эджен пришел, а я под шумок и слился как левая горючка. Не мог я смотреть, как еще и Эджен пожимает руку этому…

Пришел в себя уже над раковиной в туалете. Меня все-таки вырвало. Стало немного легче. Кэп у нас поклонник водных процедур, и потому санузел устроен по классу люкс. Мне раньше как-то неинфракрасило, а вот сейчас заценил — снизил температуру до восьми градусов и сунул голову под струю. Подержал, пока от ледяной воды не заломило кожу на лбу, отряхнулся и сел под ионник — пусть подсушит. И попытался трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию.