Рапорт из Штутгофа - [12]
Выйдя на причал, мы сразу же увидели наших девушек из Хорсерэда. По мосткам, переброшенным с кормы, спускались Ингер Рангильд, Тове и другие. Только теперь мы сообразили, что на судне вместе с нами плыли заключённые-женщины — И мне вспомнилось весьма галантное высказывание, которое молва приписывала фон Хайнекену:
— Германское государство не воюет с женщинами.
Спускаясь по мосткам, девушки улыбались и махали нам.
Однако на судне были ещё пассажиры, которым предстояло сейчас покинуть судно. Вот и они.
По мосткам, переброшенным с кормы, под совершенно невероятную ругань, крики и проклятья гестаповцы гнали ещё одну группу обездоленных. О существовании этих людей на нашем судне мы раньше и не подозревали. Это еврей. Мы поняли это с первого взгляда. Евреи всех возрастов. Пожилые, седобородые мужчины в ермолках, подагрические, трясущиеся от дряхлости старухи, тяжело опирающиеся на палку, и стройные, гладко выбритые молодые люди с очень интеллигентными лицами. Они даже сохранили ещё осанку. А вот молодые и совсем молоденькие женщины с детьми, которых они прижимают к груди или держат за руку. Дети плачут. Женщины отчаянно рыдают пли смотрят прямо перед собой пустым, остановившимся взглядом; лица у этих женщин словно высечены из камня. Одной из первых по мосткам спускается молодая женщина с ребёнком на руках. Ребёнок, которому, наверное, нет ещё и года, всё время всхлипывает. Мать обнимает и успокаивает его, неся свою драгоценную ношу мимо изрыгающих брань гестаповцев. И на какой-то миг сердце моё остановилось. Страшная мысль промелькнула в голове:
«А что, если бы это был мой ребёнок и моя жена…»
Ведь только благодаря случайности они не попали сейчас сюда.
Первыми на причал спустились молодые евреи. Спокойно, почти автоматически они выстроились рядами, повернувшись спиной к судну. Казалось, будто они не слышат ругани и проклятий, которыми осыпают их гестаповцы. Когда все молодые евреи и дети спустились на причал, случилось то, о чём мы никогда не забудем. Впоследствии, в штутгофском аду и во время нашего марша смерти по скованным льдом дорогам Данцигского коридора и Померании, мы пережили злодейства гораздо более страшные, более чудовищные и невероятные, чем то, что произошло в тот миг на наших глазах. И всё-таки это событие настолько глубоко врезалось в память, что забыть о нём мне уже не удастся никогда.
Почему? Спросите об этом любого датчанина, который пережил Свинемюнде и Штутгоф, и вы всегда услышите один и тот же ответ:
— Потому что тогда мы были ещё людьми, людьми, которые мыслили и чувствовали, как люди, а наши нервы и рассудок реагировали на всё по-человечески. Вот почему.
Потом мы перестали реагировать на ужасы и злодейства. Может быть, к счастью для нас. А произошло следующее.
После того как молодые евреи сошли с корабля, настала очередь стариков, старух, подагриков, больных и вообще всех тех изувеченных возрастом и недугами людей, которых нацисты объявили не только виновниками войны, но и первопричиной всего зла, какое только есть на нашей грешной земле.
Молодые, раскормленные, холёные, чисто выбритые и напомаженные гестаповские офицеры форменным образом отплясывали на палубе дикарские танцы вокруг этих «подлинных виновников войны». Ударами и пинками они гнали несчастных вниз по мосткам. Старые н больные люди совсем потеряли голову и испуганно метались из стороны в сторону, не зная, что делать. Они пытались сползти вниз по очень крутым мосткам, цеплялись за верёвочные поручни, ощупывали настил ногами и палками и не двигались с места. У многих, очевидно, было плохое зрение, а очки у них гестаповцы либо сломали, либо отобрали. Для расы господ очки в золотой оправе всегда были законной военной добычей.
Два еврейских юноши лет 16–17 несколько раз взбегали по мосткам, пытаясь помочь несчастным, но они мало что могли сделать. Ругань и проклятья летели с палубы на причал через головы обезумевших от страха и совершенно беспомощных людей, которые сбились в кучу, словно стадо животных под раскатами грома. И тогда свора молодых, упитанных гестаповцев внезапно бросилась с палубы на несчастных стариков, и, нанося удары кулаками и ногами, стала сбрасывать их по мосткам вниз. Раздались вопли и стоны. Люди падали друг на друга, и скоро на причале лежала огромная груда тел.
Гестаповцы были в буйном восторге.
Позади всех на палубе стояла древняя старуха. Страх, отчаяние и паника словно сковали её старое тело. Худые, искривлённые ревматизмом пальцы судорожно вцепились в поручни, а из горла вылетали громкие, пронзительные вопли.
К старушке подскочил молодой гестаповец, очевидно начальник всей этой банды. Издавая какие-то нечленораздельные звуки, он выхватил из кобуры револьвер и прицелился ей в голову.
«Сейчас он её убьёт», — подумал я. Но нет. Гестаповец перевернул револьвер. Его пальцы, обтянутые перчатками, обхватили ствол, а рукояткой он стал бить по рукам своей жертвы, которая изо всех сил прижалась к поручням. Дикий отчаянный крик прорезал тишину осеннего утра. Старая женщина выпустила поручни и, получив страшный удар кованым нацистским сапогом, рухнула на палубу. Её руки были залиты кровью.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.