Раны любви - [28]

VI

По дороге она ничего не думала… Хотела, но не могла. Все наполнено теплым ароматом розовой, влажной шейки. Все мысли вытеснил малыш с оттопыренными губешками и радостными глазками. Всю душу заполнила колясочка с занавесочками, с маленьким тельцем, которое за занавесочкой таится…

Таится… подстерегает душу…

И ее душу тоже…

И неожиданно она останавливает извозчика у Кирочной и говорит:

— Вы подождите, я сейчас выйду…

И торопливо подымается на третий этаж, и звонит к доктору, и нервно спрашивает горничную.

— Прием не кончился?

— Кончился, но я спрошу…

В гостиную входит доктор, с острыми глазами, резкими, неприятно блестящими.

— С вами нехорошо?

— Нет, хорошо… — отвечает Зоя Александровна. — Но я хотела спросить… я хотела спросить…

Голос дрожит, срывается, никнет, как пред истерикой.

Глаза доктора становятся мягче, и он указывает пациентке дверь в кабинет.

— Пожалуйста, войдите, мы поговорим.

И когда, сидя в кресле пред знаменитым доктором, Зоя Александровна начала говорить, она сама удивилась звукам своего голоса. Он был похож на голос малыша. Деточкой говорила с доктором. И наивные мысли о себе высказывала она. И протягивала руки пред ним, как тот Владик, «уж этакой умный, этакой умный»…

— Дело весьма просто, сударыня, — звучит голос доктора. — Никогда и ни при каких условиях детей вы иметь не будете.

— Но вы ведь меня даже не исследовали…

— Но я вас обо всем расспросил… Если угодно я исследую… Но ведь тысячи женщин к сорока годам приходят ко мне с такими же жалобами… с такими же желаньями… К сожалению, я все знаю наизусть…

Но Зоя Александровна не верила. И знаменитый доктор исследовал ее, и после этого она опять страстно вопросительно глядела на него, сидя в кресле, и протягивала руки, как малыш свои ручонки протягивал к ней.

— Нет, ничего…

— Доктор, но, может быть, это возможно?!.

Доктор хмурится и сердито говорит:

— Сударыня, вы хотели слишком много наслаждаться жизнью. И насладились ею. Двух счастий не бывает. Всеми своими средствами вы совершенно извратили свою материнскую систему. Детей вы никогда иметь не можете…

— Но если чудо?.. Если новая любовь?..

— Этот вздор вам могли говорить только акушерки…

И доктор встает, и кланяется.

Неловко Зоя Александровна протягивает ему гонорар, но ловко принимает его доктор, и опять она быстро летит по лестнице вниз.

Извозчик спит на козлах. Приходится его будить… Уже вечереет.

VII

— Напрасно ты ждал меня. Я есть совсем не хочу. Где была? Засуетилась сегодня.

Он нежно берет ее за талию и сажает рядом с собой.

— А все-таки расскажи, деточка…

— Расскажу… но только… где же вино? Ах, вот оно, а я и не заметила.

И Зоя Александровна наливает себе полный стакан вина и пьет его залпом.

— Детуська, что с тобой? Может быть у тебя горе какое-нибудь? Скажи своему муженьку…

— А ты знаешь, который ты у меня муж?

— Не понимаю, что ты говоришь…

— Я хочу сказать, знаешь ли ты, сколько мужей у меня было до тебя?

— Ты, кажется, нездорова… Об этом мы говорили, когда сходились и раз навсегда окончили этот разговор. Твое прошлое — это большая ошибка твоей души… А теперь — ты… другая…

Зоя Александровна наливает себе еще один бокал вина, долго смотрит на него, поднявши к лампе, выпивает его залпом и говорит:

— Я тебе солгала… У меня было не два мужа, а… целых шесть… Молчи, молчи… Если ты будешь говорить… то я тебе расскажу, что было со мной сегодня в Летнем… нет… в Таврическом саду… Молчи, молчи…

И Зоя Александровна пьет жадно вино и не смотрит на мужа. А он застыл на месте, порывается что-то сказать, но окаменели уста, и он молчит.

И змеей вздымается со своего места Зоя Александровна, гибко протягивается к нему всем телом, обвивает его, ластится, смотрит в глаза и говорит:

— Были у тебя когда-нибудь дети? Ну, не у жены… а так… вообще. Дети крошечные, которые уже говорят, как мычат коровки… как мычат коровушки…

— Послушай…

— И которые протягивают вперед ручешки свои… и смотрят глазками славными… наивными… И от них так вкусно пахнет, от розового тельца… Неужели ни одна твоя любовница не имела детей?

Муж резко подымается, отбрасывает ее и размахивая рукой, кричит:

— Замолчи, замолчи…

— Налей мне вина, — спокойно отвечает ему Зоя Александровна.

— Но… Зоя…

— Налей мне вина… И сядь… Ты ничего не понимаешь… мещанин. Вот в этом бокале вина… знаешь ли, что в этом бокале вина? Начало и конец жизни, которая никогда… ты понимаешь, никогда…

И бурным стоном вырываются у нее рыданья, и откидывается она на спинку кресла, и истерически хохочет…

Но когда побежавший за всякими лекарствами муж приблизился к ней любовно и ласково, она вдруг замолчала, гордо выпрямилась, криво усмехнулась и спросила:

— Неужели даже ни у одной любовницы твоей никогда не было детей? Какой же ты подлец… Хоть одного бы ребеночка оставил мне…

И новые успокаивающие слезы потекли и заструились по лицу…

В тот день ей исполнилось сорок лет…

Ранние раны

I

Это был очень красивый полумальчик, полуюноша. Высокий и статный, с гордой походкой, подвижной и веселый, всегда с радостной улыбкой на устах, он умел нравиться всем сразу и сразу завоевывать к себе симпатии.

В особенности он нравился женщинам. Смуглый, с ярким румянцем, с живыми, бойкими, карими глазами и алыми губами, вызывающе сладострастными, остроумный и болтливый, он пленял сердца еще тогда, когда ему не было и 12 лет.