Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке - [42]

Для нашего выступления устроители выбрали стадион. Сцену построили прямо на футбольном поле, оставшуюся половину отдали публике. Отличная, вполне адекватная, дикая толпа и мы, на двух лимузинах въезжаем прямо на траву под лучом прожектора, вырывающего нас из полутьмы, и двигаемся в сторону сцены. Толпа выла, как стая диких зверей. Наша первая вещь Baby Let Me Take You Home вызвала настоящий фурор. Хилтон, играя своё соло, дико тряс своими длинными волосами прямо в свете рампы, чем ввёл в исступление девчонок, вдобавок прыгая туда–сюда и носясь по сцене.

А когда зазвучали вступительные аккорды «Дома восходящего солнца» все повскакивали со своих мест. Полное безумие. Замечательный концерт. Удивительная публика. На бис исполнили версию Talking About You, и нам показалось, что всех мы отправили на Луну.

Я не мог дождаться, чтобы побродить по улицам. Концерт кончился рано, и мы все были в предвкушении свободного вечера.

Вернувшись в Мартинику, я подошёл к окну. Обвёл взглядом расстилающийся передо мной город, выбирая в какую же сторону мне пойти, и сделал глубокий вдох, наполнив лёгкие ароматами Нового Орлеана. Однажды я поклялся себе, что проведу здесь, может быть, месяцев шесть, может быть, год. Невыполнимое желание, но в один из тех дней я дал себе клятву и выполню её. Я снова и снова обещал себе… ах, этот Новый Орлеан — город, являющийся мне во снах.

Позвонил Хилтон и попросил зайти к нему. Я спустился на этаж ниже и постучал к нему в номер. Щёлкнув щеколдой и звякнув цепочкой, он распахнул дверь, высунул голову, посмотрел вправо, влево и широко улыбнулся.

— Заходи, дружище, — произнёс он, настойчиво добавив, — скорее!

И захлопнул за мной дверь.

Я был заинтригован. На телевизоре увидел два кубика сахара с явными следами LSD. Заправившись кислотой, мы приготовились пережить психоделическую ночь в Новом Орлеане и примерно без четверти одиннадцать пошли искать Бурбон–стрит.

Улицы в огне! Живой город. Мы прошли мимо множества блюзовых нор, музыка лилась из каждого окна и каждой раскрытой двери этой главной

артерии. Можно было зайти в любую из них, найти себе столик, и больше никуда не двигаться, но что–то нас удерживало, и мы шли и шли вперёд. Шли с открытыми от удивления ртами, буквально глазами поедая музыку, сопровождающую нас по этому волшебному ковру. Где остановиться? Уверенности у нас не было. Я ждал действия кислоты, которую мы приняли перед выходом, но пока ничего не происходило. Я спросил Хилтона. Он разразился целой тирадой мудрости.

— Не жди, дружище, не ищи, знаешь? Это поездка другая, знаешь, такая, что ты получишь всё, когда оно само придёт, но ты никогда не найдёшь, если будешь искать сам.

Мы переходили из одной норы в другую. Мы даже сунули нос в клуб Фэтса Домино. Никакого Фэтса Домино, но отличная рок–группа. Мы зашли внутрь, остановились у барной стойки и в восхищении наблюдали за работой ребят. Они были великолепны. Чёрный басист и ударник, не отрываясь смотрели друг на друга, как если бы это был телеграф в каких–нибудь африканских джунглях. Бедно одетый солист пел, посылая свои послания куда–то поверх голов присутствующих. Ноги его танцевали свой рок–н–ролл, он же покачивался в такт музыке.

Новый Орлеан был переполнен молодыми талантливыми музыкантами, родившимися в «кустарниках» Луизианы. Они все приехали в город, чтобы показать себя. Они были готовы играть за гроши и за выпивку в баре, возможно за горсть мелочи, но не более того. И они с нетерпением ждали паузы, чтобы выскочить на сцену и показать себя. Они приезжали в город, имея в кармане лишь свой талант и свою музыку, такого я ещё никогда до тех пор не видел.

О, видит Бог! Как мне было хорошо там! Но тут реальность хлестнула меня обжигающим холодом. Сердитые, грубые голоса донеслись до моих ушей из дальнего угла — скрипучие, взвизгивающие, яростные возгласы. Меня невольно, как магнитом притянуло туда. Трое бледнозадых грубо склонились над одним чёрным дудликом. Чёрный с необыкновенно выпученными глазами, смирившись со своей участью, смотрел на этих троих белых буйволов, угрожающе наседающих на него. Руки сжаты в кулаки, не выпуская своих сигар изо рта, в предвкушении хорошей взбучки этому бедняге–чёрному. Субботний вечер — отличное время для драк.

Когда до моего сознания дошло, что здесь затевалось, я попытался встать и убраться отсюда пока ещё цел, но не смог. Я оставался там как столб, сторонним наблюдателем происходящего прямо перед моими глазами. Чёрный парень крепко стоял на ногах, его шея, казалось, раздувалась при каждом его вздохе. Они говорили, не приближаясь и издавая какие–то булькающие звуки, и тут меня осенило — эти трое бледнозадых были обычными вышибалами! Они говорили чёрному парню, что если он не уйдёт, они будут вынуждены вызвать полицию, которые и помогут ему вытащить его задницу вон. Я был поражён, и это происходило здесь, в Новом Орлеане, на родине джаза! Даже на этой святой, чуть ли ни на священной земле, люди сталкивались лицом к лицу с дерьмом, этими Южными предрассудками: расовой дискриминацией. Мои чувства обострились — всё это приносило мне ощутимую боль.