Ранний ледостав - [107]

Оставшись один, Карыкур раскопал оленя целиком. Похоже было, что подыхал он мучительно и долго, в конвульсиях — снег рядом с ним был взрыт до самой земли, копыта потревожили даже верхний слой мерзлого мха. В полном недоумении зоотехник тщательно осмотрел кончик вывалившегося, крепко стиснутого зубами оледеневшего языка. У него был странный, какой-то необычно серый цвет…

«Может, сибирская язва? — лихорадочно соображал Карыкур. — Только откуда ж ей взяться? Давно ведь покончили с ней, каждую весну прививки от этой страшной напасти делаем… Нет, это все же что-то другое… И потом, они ведь ничем до этого не болели, даже признаков не было. Если б что — я бы первый знал…» Он еще раз оглядел мертвого оленя, и тут внимание его привлекло большое количество катышей, темневших в снегу.

«Какой странный помет… Цвет нехороший… Неужели отравились? — Сверкнуло в мозгу. — Отравилась! Но чем? Сейчас ведь не лето. Этой травой, есть такая на болотах — олени только летом травятся. Но сейчас-то зима…»

Карыкур мысленно переворошил все, что знал об отравлениях. «От чего же еще оно может быть? Чем они могли отравиться, чем?!» Но увы, ничего путного не приходило ему в голову.

— Вот собачий узел! От чего же, от чего? — снова и снова пытал он себя, сидя на корточках подле мертвого оленя, и не сразу расслышал шаги вернувшегося Лозара.

— Тридцать две штуки всего, — подавленно пробормотал бригадир. — Одного только в толк не возьму: на какого ни глянешь — все вроде одинаково околели. Как будто злой дух наколдовал… Знаешь, я думаю, это не болезнь, сынок. — И с мелькнувшим на лице выражением ужаса Лозар поглядел в сторону Священного мыса. — Слушай, неужели…

— Что неужели, Лозар аки? — не понял Карыкур. — Вы что, догадались?

— Кто знает, кто знает, — сдавленно проговорил бригадир и, отведя взгляд, провел ладонью по мгновенно вспотевшему лбу. — Я вот думаю, а что, если… — И снова умолк.

— Что «если», Лозар аки? — не выдержал Карыкур.

— Ну помнишь, я тебе про Артеева-то Николая рассказывал? Ну, который, — здесь бригадир понизил голос до шепота, — священный лабаз разграбил, а потом от страшной опухоли умер? Вот с другой стороны — олени же ведь не люди, верно? Откуда им знать, что тут Священный мыс? Кой, Пал Турам — Высокое Небо! Большая у тебя сила, уй какая большая! Где уж нам с вами тягаться… Ой туго, ой туго…

— Да вы что, Лозар аки? Вы что, и впрямь думаете, что оленей идол Священного мыса наказал? За то, что забрели сюда? — Он не выдержал, засмеялся. — Ну, дядя Лозар!

— Эй, что с тобой, парень! — прикрикнул вдруг на него бригадир. — Разве можно здесь  т а к! Забыл, что ли, где находишься? — Он опять посмотрел в сторону Священного мыса, прошептал что-то и медленно повернулся к Карыкуру. — Не знаю, ничего не знаю, сынок. — Покачал головой. — Ничего понять не могу… Ты олений лекарь, ты и думай. Других оленей посмотри. Пройдись по моей лыжне — я у каждого трупа останавливался. Вот и ты тоже каждого огляди… Может, до чего и досверлишься, откроешь причину. А я все, я пока дров нарублю, костер разожгу, чаек потихоньку вскипячу. — И, легко освободив ноги от лыж, бригадир пошел к привезенному ими сушняку, начал неторопливо, словно успокаивая себя, рубить дрова для костра.

А Карыкур отправился по его следу, подолгу задерживаясь у каждого трупа, и сколько ни вглядывался — везде картина смерти была одна и та же… Он все больше и больше уверялся в том, что произошло массовое отравление животных. Но чем? Что они нашли такого, что уложило их всех так быстро, на таком небольшом пространстве? Карыкур решил пройтись по берегу озера, по едва различимым после бушевавшей пурги оленьим следам. Пройдя, наверное, с километр, он наткнулся на площадку бывшей буровой. Самой вышки уже не было — ее, очевидно, разобрали, перевезли на другое место. В своих странствиях на оленьей упряжке Карыкур не раз натыкался на буровые площадки, на которых, после испытания скважины, остается лишь основание — сюда позднее, если под землей есть газ или нефть, придут эксплуатационники… Он видел, что геологи, консервируя такую скважину, стараются забрать с собой все, что только может пригодиться в дальнейшей работе.

Но картина, которая открылась Карыкуру здесь, поразила его. Геологи ушли — прикинул он — видимо, осенью, поближе к зиме. И такое оставили после себя!.. Стой и думай: то ли война в этих местах прокатилась, то ли какой-то погром… Под обрывом, недалеко от кромки льда, валялись пустые бочки, некоторые — наверно, не без умысла — были опрокинуты, остававшиеся в них масло и солярка текли, разумеется, по склону — прямо в озеро. Рядом с мелким ельником, почти полностью изуродованном машинами, валялись неопрятной кучей бурильные трубы разного диаметра. Карыкур прикинул на глазок — труб здесь, пожалуй, набралось бы не менее сотни…

«Вот собачий узел! — подумал он возмущенно. — Что, они им не нужны больше? Сам ведь не раз видел, как возят эти самые трубы самолетами. Аж из Тюмени. Кой, кой! Как же так? Ведь чтобы эти брошенные трубы перевезти — рейса три, наверно, понадобилось бы. Это же сколько ухлопано на одну только перевозку? Что за люди здесь хозяйничали?! Какие деньги псу под хвост выбросили! Нет, непонятно все это…»