Ранний ледостав - [108]

Обходя территорию вокруг буровой площадки, Карыкур, то и дело натыкаясь на какие-то незнакомые ему части разных машин, увидел завязший в болотной жиже трактор. Но больше всего поразила его огромная куча цемента, брошенного под открытым небом. Цемент, конечно, весь уже затвердел, стал, как камень.

«Кой, кой, собачий узел! — все больше недоумевал Карыкур. — Столько цемента пропало! Мы в колхозе, помнится, летом школу ремонтировали — так каждый мешок на учете был. А здесь…»

— Что ты там разглядываешь? — услышал он вдруг за спиной громкий Лозаров голос. — Какое счастье нашел? Ждал-ждал, а тебя все нет, словно заблудился где. Схожу, думаю, погляжу, не случилось ли чего у парня. Ну, что тут у тебя?

— Да вот, видишь, ничего пока. Смотрю… Чай-то вскипел?

— Конечно вскипел. Я пока поставил стол  н е в и д и м ы м  людям Священного мыса. Пусть они соберутся там, отведают нашего бедного угощения. Потому и пришел к тебе — з а ч е м  другим людям мешать, верно?

Карыкур чуть было снова не рассмеялся, но вспомнив недавний окрик бригадира, вспомнив о его возрасте, сдержался, не подал виду, что ему смешно: раз старик верит в духов, ревностно блюдет обычаи — зачем его смущать? Зачем обижать человека? Верит — и пусть верит…

А Лозар, подойдя ближе и увидев окаменевшую цементную гору, сказал, словно подслушав его мысли:

— Н-да, порядком накашеварили. Видишь, до чего они богатые люди. Здесь бросили, там бросили — ничего им не жаль. Да тут на лыжах теперь ходить опасно — того и гляди переломаешь… Кой, кой! Что за люди такие?! Все вокруг испортили, изуродовали! Смотри: леса и за полверсты рядом не осталось. Все кругом изъезжено, искорежено. И гляди: ягеля ни клочка после такой езды… Туго, туго… Большой урон, ой какой большой нам принесли… — Лозар, задумчиво опершись на свою деревянную лопаточку, почесал в затылке.

— Верно, Лозар аки, верно. Много здесь добра погублено. И…

— Кой! — перебил его вдруг Лозар. — Посмотри-ка вой в ту сторону! Вон, видишь, ложок? Там, по-моему, машина стоит, колес нету, один только кузов из сугроба торчит? И олени-то, погляди, как натоптали вокруг, лаже пурга следов не скрыла. Что они, интересно, там нашли? Давай сходим…

Когда добрались до ушедшей в снег машины, Карыкур заметил:

— Верно, Лозар аки, целехонький «ЗИЛ». У нас в армии тоже такие были. Она у них, видимо, затонула, когда через ручей перебирались.

— Верно, верно, сынок. Лед-то, поди, еще неокрепший был — вот она и рухнула. А вытащить не смогли, а может, не захотели. Тут-то, возле машины, следов еще больше, верно? Смотри, как долго олешки топтались. Соль, что ли, нашли?

— Соль? — удивился Карыкур. — Откуда здесь соль?

— А вдруг геологи эти бросили. Олени смерть как соль любят, сам знаешь…

— Соль, значит, — опять повторил Карыкур задумчиво. — Я, кажется, начинаю кое-что понимать, Лозар аки. Сейчас проверим, что за соль такая. А ну-ка, что в этом полиэтиленовом мешке? Кажется, щепотка осталась…

Карыкур вытащил из кузова мешок, придавленный с угла обрубком обсадной трубы, и вытряхнул себе на ладонь остатки какого-то сухого серебристо-белого порошка.

— О, собачий узел! Слушай, Лозар аки! А не этой ли «солью» олени наши и отравились, а? Вон ведь как топтались — все кругом вылизали. А эту горсточку, видно не смогли достать — железкой была придавлена.

— Кто знает, сынок, кто знает… — сказал Лозар и в задумчивости потискал заросшее лицо. — Может, оно и так, но почему тогда животные сразу не повалились? Здесь же, у машины?

— А почему обязательно сразу, Лозар аки? Отравление-то могло через какое-то время сказаться. Олешки побродили по гриве, поискали ягель… А уж потом, причем примерно в одно и то же время, их и стало валить.

— Похоже, сынок, похоже. Но как теперь допытаешься, когда олени все мертвые? Все наши, как говорится, свидетели на земле лежат. Ни языком не шевельнут, ни глазом не укажут. Все темно. Туго, туго. А может, и по другой какой причине пали — как теперь досверлишься? Столько времени уже прошло. Трупы как лед закоченели. Нет, сынок, туго, туго…

— Почему туго, Лозар аки? А олений-то лекарь для чего? — Он решил немного подзадорить бригадира его же словами. — Для чего же меня, собачий узел, четыре года бумаге учили? Долбили-долбили мозг — и все, думаешь, зри? Нет, я попробую выяснить!

— Да как, как?

— Найдем концы, до всего дознаемся, — уверенно оросил Карыкур. — Я ведь тебе уже говорил: от каждого мертвого оленя возьмем пробу — от желудка, от почек, кишечника, — Карыкур начал загибать пальцы. — Печени, легких по кусочку возьмем — и все это я отправлю на анализ или сам отвезу в Пулнгават Вош. Там такая специальная лаборатория есть… Ну, как тебе объяснить… Работают, значит, там лекари, болезни определяют…

— И думаешь, — с сомнением сказал старик, — такой дорогой можно будет что-нибудь просветлить в голове?

— А как же, Лозар аки! Я, кстати, и порошок этот для выяснения прихвачу. — И Карыкур осторожно пересыпал порошок в лоскут, а потом перетянул капроновым шнуром, нашедшимся в кармане у запасливого бригадира.

Безоглядно захваченный своей идеей, Карыкур тут же взялся за чехол, пристегнутый к поясу, вытащил нож, провел большим пальцем по лезвию, проверяя его остроту; он хотел что-то сказать бригадиру, но тот опередил его: