Ранний ледостав - [105]

По тону, каким говорил Лозар, по тому, как почувствовал, что язык старика рванулся было, подобно скользящим по склону горы лыжам, двинуться дальше, Карыкур понял, что бригадир знает про озеро какую-то тайну. Не случайно, видно, ханты назвали его Воянг Тув, что означает Жирное Озеро. Но выспрашивать больше не стал, намереваясь выяснить все позже, когда они окажутся на месте. А сам Лозар постарался перевести разговор на другую тропу.

— Ну, сынок, хватит нам с тобой подошву языка натирать. Давай-ка чайком погреемся да в путь. Пора, однако, времени совсем нету. Туго, туго…

На этот раз запасливый пастух вытащил из своего мешка два оленьих ребра, так обильно покрытых жирным мясом, что выглядели они как белые нарэпы — колотушки для выбивания оленьих шкур.

— Язык сейчас можно и мороженым мясом позабавить, — улыбнулся бригадир. — Тепло от солнца, греет, как разошедшаяся печка. — Он подержал ребра и руках, словно оценивая, которое пожирнее (Карыкур знал, что у бригадира была слабость — любил полакомиться оленьим жиром), однако, вопреки ожиданиям Карыкура, сунул более жирное ребро обратно в мешок, а оставшееся разломил на две части. Протянул половину Карыкуру:

— Держи! А второе ребро прибережем, оставим для Священного мыса. Таи невидимые люди тоже, небось, угощения ждут.

Карыкур чуть было не засмеялся, но виду не подал: понимал, что может обидеть бригадира, верного старинным обычаям.

— Вот спасибо, Лозар аки! — сказал он. — И что бы я без вас делал — только хлеб, масло да сахар с собой прихватил.

— О, сынок, это еда разве? От такой еды в пути проку мало, далеко не доедешь, силы не наберешь…

После мороженого мяса, после крепкого, круто заваренного бригадиром чая, сразу стало как-то веселее. Да и путь вроде бы полегчал, хотя продвигаться было по-прежнему трудно, и Лозар старательно выбирал наиболее удобную дорогу, обходя высокие сугробы и покрывшиеся ледяной коркой наносы. Олени, хотя и не подкрепились за ночь, простояли в нартах, тоже сейчас, после отдыха, бежали уверенней, разбрасывая в стороны комья снега, уже успевшего затвердеть. Рядом с бригадировой нартой, закрутив обручем хвост, бежал его сторожевой пес Ляпа. Справа и слева оставались у них за спиной притихшие, еще не разбуженные приходом весны деревья. Олени бежали шибко, и только в тех местах, где снег был выдут ветром до самой земли и виднелся серебристый ягель, они сбивались с нога, то и дело пытаясь на ходу ущипнуть хоть клочок.

Ближе к обеду, когда они поднялись на вершину увала, на макушке которого красовались лишь голые кусты багульника, чуть правее их маршрута открылось чистое место, неуловимо похожее на длинный вытянутый хуван.

«Вот это, наверное, и есть озеро Воянг Тув, — сразу почему-то решил Карыкур. — Вот собачий узел! Сказал утром, что часа три-четыре добираться надо — так оно и оказалось!» Он с уважением посмотрел на бригадира.

Спустившись по пологому склону, сплошь поросшему мелкими березками, Лозар остановил упряжку возле старых засохших елей, отвязал с нарты топор и, ни слова не говоря, принялся зачем-то пилить крайнюю сушину.

— Уже почти приехали, — сообщил он, обернувшись к догнавшему его Карыкуру. — Тут до Священного мыса, наверное, с версту осталось. Сейчас вот дров для костра нарублю — и дальше поедем.

— Дров? — изумился Карыкур. — А что, разве там дров нет? Не пойму… Лес вроде по всему берегу виднеется…

— Виднеется-то он виднеется, сынок. Да только не наш. Нельзя там рубить, туго.

— Почему нельзя? — спросил Карыкур, одновременно с вырвавшимся вопросом вспомнив рассказы стариков о том, что есть такие священные места, где не то что срубить — веточку сломать и то нельзя. Но вопрос был уже задан, к тому же страх как интересно было услышать, что скажет бригадир.

— Нельзя, и все тут. Туго. Срубишь, а у тебя после руки-ноги опухнут. Или другое что… — Он вонзил топор в ствол очередной засохшей ели и распрямился. — Помнишь, наверное, старика Артеева Николая, ну, зырянина? Сын его еще до сих пор в совхозе дуги и полозья гнет?.. — Тут бригадир обругал себя: — Фу ты, совсем я обезумел. Это же сразу после войны случилось. Тебя тогда и на белом свете-то не было! Но неважно, неважно! Сейчас расскажу. Тут в чем, значит, дело-то? Здесь, на Священном мысу, место жертвоприношений было. Нарта шибко священная стояла, с носами в разные стороны. А в нарте этой покоился идол Ут Ур Ики, понял? Верховный, значит, Дух Тайги. Рядом с нартой стоял маленький такой лабаз — тоже священный. В него люди свои приношения клали — ну, там, меха ценные, платки шелковые, дорогие сукна, одежду. В дар, значит, оставляли. — Лозар ткнул рукой в сторону выдававшегося вдали мыса и понизил голос. — Это место под большим секретом держали, оно и понятно — священную нарту, сказывали, с самого почитаемого у нас, у ханты, священного места сюда привезли — с Ангальского. Ну, тот мыс, что рядом с Пулнгават Вошем. Знаешь, конечно, ты ведь там учился…

Карыкур кивнул; рассказ бригадира так заинтересовал его, что он не удержался, перебил старика вопросом:

— Зачем же они эту нарту сюда-то волокли? Это ж ведь почти полтыщи верст. Такая даль!