Ранние формы религии - [81]

Таким образом, развитие патриархально-родового строя как формы разложения первобытной общины порождает такие разновидности промыслового культа, в которых, по крайней мере в некоторых случаях, он сохраняет еще значительную близость к своему первообразу — тотемизму.

Иначе обстоит дело в тех случаях, когда патриархальный род не достигает полного развития или рано разлагается, уступив свое место отдельной семье. Такое положение мы находим у чукчей, коряков и эскимосов, где семья стала самодовлеющей хозяйственной и общественной единицей, заменившей все более широкие формы социальной связи. Вполне естественно, что у чукчей, коряков и эскимосов промысловый культ получил чисто семейное оформление: у оленных чукчей и коряков каждая семья исполняет в определенные моменты года установленные обряды, празднества, моления, связанные с жизнью оленьего стада; сезонные обряды и праздники, относящиеся к морскому зверобойному промыслу, совершаются каждой семьей в береговых чукотских, коряцких и эскимосских селениях. Правда, так как морской промысел у этих народов в известной мере совершается артелью (байдарная артель) во главе с владельцем байдары или вельбота, то и промысловые обряды и праздники происходят в некоторых случаях с участием членов артели, а также родственников и др. Однако организатором праздника все же выступает всегда отдельная семья, в частности семья владельца байдары или вельбота.

В этих промысловых обрядах и праздниках гораздо меньше точек соприкосновения с тотемизмом. Из характерных черт его сохранилось разве лишь представление об умирании и оживании животного — отголосок тотемических обрядов умножения.

Наконец, у большинства народов Севера усложнение форм общественной жизни и особенно индивидуализация промыслового хозяйства привели к тому, что промысловый культ утратил почти всякую связь с родовой или какой-либо иной социальной организацией и приобрел чисто индивидуальный характер. Бродящий в одиночку по тайге охотник, один выслеживающий и промышляющий зверя, вступающий лишь во временные и случайные общинные артели (как это имеет место, например, у эвенков), — такой охотник самостоятельно действует и в своих отношениях со сверхъестественным миром. Каждый охотник сам приносит жертвы духам — «хозяевам» тайги, покровителям охотничьего промысла.

Таким образом, отсутствие видимой социальной основы промыслового культа — явление лишь кажущееся. В действительности индивидуализация промыслового культа вполне закономерное отражение индивидуализации промыслового хозяйства. Это один из продуктов разложения общинно-родового строя и свойственных ему форм религии, в первую очередь тотемизма.

Связи же промыслового культа с шаманизмом — явление вторичного порядка. Оно обусловлено гипертрофированным развитием шаманизма, в частности у народов Северной Азии; шаманизм поглотил здесь некоторые, первоначально чуждые ему формы религии; такому поглощению подвергся местами и промысловый культ. Однако это произошло не везде; у гиляков, например, промысловый культ, принявший родовые формы, совершенно обособлен от шаманизма; отчасти это же относится и к ненцам.

Таким образом, промысловый культ ведет свое происхождение в основном от тотемизма с его обрядами умножения[301]. Он высвобождается и обособляется в отдельную форму религии не в порядке имманентного саморазвития, а в связи с распадом тех общественных образований, которые были основой тотемической системы. В связи с различными формами разложения первобытной общины промысловый культ принимает то родовые, то семейные, то индивидуальные формы, сплетаясь в отдельных случаях с иными формами религии.

Зарождение анимистических верований в связи с промысловым культом

Богатый этнографический материал позволяет проследить эволюцию религиозно-магических и религиозно-мифологических представлений, связанных с промысловыми обрядами и, можно сказать, родившихся на их почве. Первоначально это была, по всей вероятности, вера в магию, сверхъестественную силу самого человеческого действия. Но постепенно, по мере общего исторического развития, происходит персонификация этих магических представлений, они принимают форму анимистических (мифологических) образов.

Небезынтересно припомнить здесь схему развития этих образов, намеченную В. Г. Богоразом в его работе о чукчах. Составляя эту схему, Богораз имел в виду не только религиозные верования, связанные с промысловым культом, а и всякие иные; но ближайшее отношение эта схема имеет именно к интересующей нас сейчас категории представлений. По мнению Богораза, можно наметить пять стадий развития первобытных религиозных представлений. На первой стадии всем окружающим предметам приписывается жизнь такая же, какой обладает человек, — это стадия всеобщего оживления. На второй стадии человек начинает воспринимать «сходства внешнего вида предмета с общей формой и отдельными частями человеческого тела». На третьей стадии «возникает идея о том, что вещи имеют двойную природу: свой обычный вид и другой, более или менее человекоподобный», причем обе формы материальны и могут переходить одна в другую. Четвертая стадия характеризуется тем, что одна из двух сущностей предмета начинает представляться как внешняя оболочка, другая — как внутренняя жизненная сила; последняя уже теряет материальные черты и мыслится как «гений» материального предмета. На пятой стадии, наконец, эти «гении» совершенно «освобождаются от своей материальной оболочки, получают полную свободу движений и становятся настоящими духами», обычно человекообразными и имеющими индивидуальные черты. Таковы эти пять стадий развития религиозных представлений, по Богоразу. Однако, изложив их, этот автор делает очень существенную оговорку: он признает, что стадии эти намечены им лишь схематически и «на самом деле все пять стадий, будучи весьма элементарными, возникают почти одновременно и сосуществуют рядом»