Раннефеодальные государства на Балканах VI–XII вв. - [124]

И все-таки и в данном случае можно сказать, что сравнительно чаще в течение более продолжительных периодов в ходе V–VI вв. в полной власти «варваров» оказывались северо-западные, а не восточные и южные провинции Восточноримской империи. Воздействие местного общественного строя на славян находилось в непосредственной зависимости от степени сохранения на занятых славянами землях автохтонного населения, являвшегося живым носителем производительных сил, производственных отношений и политических институтов, свойственных более развитому сравнительно с «варварским» обществу. И в этом отношении положение было более благоприятным именно на востоке, в центре и на юге Балкан (в частности, во Фракии и в Македонии). И в промежутках между Славиниями, утвердившимися здесь в последней четверти VI — первой половине VII в., и внутри самих Славиний сохранялись поселения греков и эллинизированных фракийцев. Значительно меньше автохтонов в период расселений славян сохранилось в Мисии, но и здесь в сельской местности имелся слой коренных жителей, по преимуществу в горах, а в причерноморских городах Малой Скифии и в их окрестностях автохтоны в первое время после расселения славян в окрестностях, по всей вероятности, даже преобладали над пришельцами, т. е. над славянами и вторгшимися позднее протоболгарами. Признавая власть Константинополя и защищая себя от посягательства протоболгарских ханов, эти города не сумели все-таки сохранить независимость: сначала города по Дунаю (Никополь, Силистра-Доростол), а затем и причерноморские (Томи, Варна, Констанца и др.) в начале IX в. окончательно вошли в состав Болгарии. Их экономический потенциал, таким образом, в период, когда торгово-ремесленная городская деятельность возрождалась на новой, феодальной основе, был интегрирован с хозяйственной системой развивающегося Болгарского государства, содействуя его прогрессу.

Значительно отличалось положение дел на северо-западе Балкан. Прежде всего, главенствующее значение здесь приобрели племена, позднее других обосновавшиеся на новом месте. Хорваты и сербы составили лишь вторую волну славянских переселенцев (их приход датируют 20–30-ми годами VII в.), когда уже здесь господствовали авары, и хорваты и сербы должны были выдержать упорную борьбу с ними.

Кроме того, на большей части этого края уцелело гораздо меньше автохтонного населения (оно было здесь во внутренних районах вообще реже и до вторжений «варваров»). Греков в целом в Иллирике всегда было немного. Что же касается романизированных фракийцев и иллирийцев, то часть их была отброшена славянами в горы (их звали впоследствии «влахами», на арену социальной и политической жизни они выйдут лишь в X в.), где сохранялись и в социально-экономической и экологической изоляции и остатки иллирийцев (их активную роль в событиях источники стали отмечать только с XI в.). Другая часть романского населения была прижата пришельцами к Адриатическому побережью и сконцентрирована в уцелевших городах (Котор, Задар, Сплит и др.). Эти города также пережили полосу глубокого упадка, по влияние их, конечно, сказывалось на экономическом и общественно-политическом развитии соседних сербских и хорватских земель. Но главная особенность по сравнению с причерноморскими городами Малой Скифии здесь состояла в том, что города Адриатики оказались вне сферы прямого подчинения власти хорватских, а порой и сербских государственно-политических объединений. Поэтому их экономический потенциал не служил непосредственно и в значительном его масштабе интересам формирующейся местной славянской государственности. И в торговом и в политическом отношениях они были более тесно связаны в VIII–XII вв. с Византией, городами-республиками Италии, в частности с Венецией, с Франкским (Восточногерманским) королевством, затем с Королевством Венгрия.

Таким образом, можно констатировать, что для данного района Балкан была присуща в целом сравнительно большая этническая (славянская) однородность, однако это решительно преобладающее, господствующее славянское население испытало значительно меньшее влияние местных форм общественной жизни.

Укажем еще на одну существенную особенность этого района, в первую очередь континентальных, заселенных сербами территорий. Это особый природно-географический регион. Пересеченная высокими покрытыми лесом горами, тесными ущельями и глубокими узкими долинами местность не содействовала развитию коммуникаций, создавала серьезные трудности для устойчивых хозяйственных связей и политического (и мирного, и военного) взаимодействия. Происходили закрепление и консервация этнополитических различий между сербскими племенами в пределах ограниченных территорий. Возникающие здесь племенные княжения, а затем и государственные образования были невелики по размерам и с трудом сплачивались в единую государственную систему.

Как и в Хорватии, приморский район, к которому примыкали четыре сербские княжества (Пагания — Арентания, Захумье, Травуния и Дукля — Зета), оказался на длительное время — как раз в эпоху упрочения сербской государственности — в основном исключенным из процесса аккумуляции материальных средств и социальных сил, необходимых для консолидации органов государственной власти. Экономическая и социально-политическая организация приморских городов Южной Адриатики, унаследованная от позднеримской эпохи, тяготела к автаркии, к обеспечению условий автономного развития по типу итальянских торговых республик, ориентирующихся на средиземноморскую торговлю.