Раннее, раннее утро - [70]

— Вы говорите так потому, что не видели ее…

— И как, поддается? — спросил прокурор.

— О нет, она вообще ничего не подозревает…

— Интересно, что может сдерживать такую породистую скотину, как ты? — сказал профессор.

— Ничего, разумеется, — засмеялся хирург. — Просто я боюсь… Инстинкт самосохранения категорически говорит — нет!

— Ты сам не знаешь, как ты прав! — оживленно откликнулся прокурор. — Для современного человека первым и самым непреодолимым барьером перед любовью встает именно инстинкт самосохранения… Индивидуума, конечно, а не рода… Любовь во всех случаях требует полного разоружения, иначе она перестает быть любовью…

— Пусть даже так, — сказал хирург. — Но я никак не могу себе представить тебя — разоруженным…

— А что бы ты подумал о моем полковнике? — сказал со вздохом прокурор.

— Каком полковнике? — не понял профессор.

— Ведь я вам сказал, что сегодня столкнулся с одним необычным случаем.

Немного подумав, он продолжал:

— Представьте себе мужчину нашего возраста. При этом молчаливого, замкнутого, строгого к себе и другим, с внешностью средневекового инквизитора. Разумеется, женат, двое детей. Притом уже больших… Сын — почти призывного возраста, полукретин. Девочка немного симпатичней. А о жене не хочется и говорить — самая обычная женщина, домохозяйка, как принято выражаться, и, примерно, ровесница мужу.

— Можешь не продолжать, — сказал хирург. — Он повел ее на прогулку в горы и столкнул со скалы…

— Не спеши, дурак, ничего подобного… У нашего полковника была любовница — в течение шести уже лет… И никто об этом не догадывался… Притом красивая девушка, лет около тридцати…

Взгляды собеседников оживились.

— Ну и ну! — обиженно пробормотал профессор.

— По профессии она парикмахерша, — продолжал прокурор. — Из семьи бывших. Отец ее был крупным дипломатом при кабинете Филова…

— Так я ее знаю! — воскликнул профессор. — Парикмахерша моей жены…

— Вот как? — заинтересовался прокурор. — А ты ее видел?

— Мельком… Но она не произвела на меня особого впечатления.

— Нет, девушка в самом деле хороша, я ее видел… Но, к несчастью для полковника, в историю вмешивается третье лицо, некая Женни, сослуживица девушки. Обе женщины вечером изрядно выпили в каком-то ресторане. Подруга вообразила, что ее долг — вырвать нашу маленькую парикмахершу из похотливых рук полковника. Они разошлись, парикмахерша пошла домой, где ее ждал полковник. Подруга же, раздобыв его телефон, позвонила жене… Дескать, ваш муж с некоторых пор… Если не верите, можете застать его у нее — улица такая-то, номер такой-то…

— Какая гадина! — воскликнул профессор.

— Нет, она вовсе не плохая женщина; я разговаривал с ней. Заурядная женщина, немного вульгарная, но честная…

— Что же было потом? — нетерпеливо спросил хирург.

— Жена тотчас отправилась к девушке на квартиру и устроила сцену. Полковник показал себя настоящим мужчиной; он твердо и спокойно пресек скандал. Жене он велел немедленно уйти и постарался успокоить девушку. И вот тут-то произошло нечто необъяснимое. Полковник в здравом уме оставил любовницу, но пошел не домой, как обещал жене, а в санитарное управление, где работал. Дежурный вахтер попытался задержать его, но безуспешно. Полковник отстранил его с дороги и строго сказал, что должен взять ампулы для какой-то важной особы. Минут через пять дежурный заглянул в канцелярию — полковник лежал, опрокинувшись навзничь, мертвый. Следствие установило, что он всыпал в стакан с водой около пятидесяти смертельных доз цианистого калия… И проглотил их одним духом…

Мужчины молчали, пораженные.

— Странно, — тихо сказал хирург.

— Пятьдесят доз! — повторил прокурор. — Представляете себе, какая жажда смерти… Это просто невероятно!..

В комнате снова наступило тягостное молчание. От пустых рюмок из-под сливовицы тянуло горьким, жутким запахом миндаля.

— Женщины что-то скрывают! — неуверенно пробормотал хирург.

— Что они могут скрывать? — спросил прокурор.

— Не знаю, но мне так кажется… Состояние некоторого аффекта налицо…

— Не думаю, — сказал прокурор. — А если и так, аффект вряд ли имел решающее значение. Просто-напросто он решил, что навсегда теряет девушку. И эта потеря для него была страшнее любой смерти…

— Не знаю! — сказал, пожав плечами, хирург. — И все-таки женщины что-то скрывают…

— А подругу нельзя привлечь к ответственности? — спросил профессор.

Прокурор нервно отпил из рюмки.

— За что же привлекать? — ответил он. — Ведь у нее были самые лучшие намерения… Я пытался поговорить с ней, но ничего не вышло. Плачет навзрыд, будто потеряла собственного ребенка… И без конца твердит: «Погубила хорошего человека…»

— Саша! — раздался возглас из-за стеклянной двери.

Это был голос миниатюрной мадам Севериновой. Профессор неохотно поднялся с места, приоткрыл двустворчатую дверь и просунул голову в комнату. Послышался женский говор, и профессор быстро отступил назад.

— Просят сливовицы, — сказал он. — С соответствующей закуской, конечно…

Хирург поморщился.

— Только этого им не хватало! — пробурчал он. — Начнут увеличивать ставки, а потом кто-нибудь продуется вдрызг…

Каждый подумал, что именно его жена и продуется.