Рандом - [44]
- Что ты мелешь?
- Да потому что права я! И вы отлично знаете! Только признаться не хотите! Вы все, придурки, решили, что вас оставят в живых? Да вы тупые! До нас всех просто руки не дошли. Мы шелуха – жалкая и никчемная шелуха! Еще месяц, два… Хоть год! И нас раздавят как клопов! Если сдохли миллионы, что помешает додавить полсотни придурков? А они рассуждают тут всерьез, слушать противно: избранные, блин… Слепцы! Так что вы рыпаетсь, когда конец один? Уж лучше сразу… быстро…
- Слышь, Верка, заткнись, а? Тебе ж рожать скоро. Откуда столько злобы, ты ж, вроде как, мать будущая, - начал я.
- Мать? Будущая? Какое у нас у всех, на хрен, будущее? А кого я рожу, ты знаешь? – она оттолкнула Верзилу. Вернее, попыталась оттолкнуть. – Знаешь, как существуют в новом мире детки? Младенцы? Каждый день… месяц… растут. И не меняются. Бессмысленные… бестолковые. А роженицы? Что вы о них знаете? Каждый день они как будто рожают. Мучаются… Вы что, хотите, чтобы меня зациклили… на том самом дне? Страдать каждый день… и рожать, рожать… очередного урода…
- Блин, Верка, если ты не заткнешься, - выдохнул я.
- То что, Сусанин? Ты, - она попробовала дотянуться до меня рукой, но сморщившись от боли, уронила ее вдоль тела. – Ты отлично знаешь, что я права. И когда нас всех накроет следующей волной, уже некому будет за нами ухаживать, некому будет нас кормить с ложечки… Как твою Дашку, как Галку Яровца…
Верзила не выдержал, с силой ее толкнул. Она попятилась, упала. Завозилась в темноте, села у стены, прижав к груди раненую руку. Но вместо стонов мы с Верзилой услышали смех. Хриплый, отвратительный, он разрастался, заражая нас безумием.
Глава 14. Влада
Влада
«Камни мостовой остановили долгий полет воина. Падая, он разбил голову об острый угол декора, выступающего сбоку. Она отлетела в сторону и долго прыгала, воскрешая забытым звоном старинную площадь. За бесславным концом бронзового воина наблюдали кони, давно уставшие от скачек. Сама богиня, взметнувшая над головой орла, от которого осталась безглавая тушка, не заметила потери бойца. Ее больше занимал обрубок, оставшийся от ее правой руки. Больше, чем усталые кони, чем поверженный воин. Больше, чем угасающий город».
Зачем он мне это сказал? Как там?.. Либо не пить много, либо научиться себя контролировать. Чепуха какая-то. Нашел мне бесконтрольную. Вот я понимаю – Алиска. Вот она – бесконтрольность в действии! Вот ей бы и говорил, придурок!
Сидя у изголовья на кровати, я пошевелилась – все, что находилось во мне, тут же запросилось наружу. Нет, правда. Не только содержимое желудка, но и то, что было в голове: болезненно пульсируя, оно тяжело ткнулось в черепную коробку, надавив на виски.
Я вторые сутки лежала в «Астории», на кровати, облокотившись на подушку. В номере люкс на втором этаже. У меня перед глазами в квадратной оконной раме готовился то ли взять штурмом Исаакиевский дворец, то ли догнать Медного всадника, бронзовый царь на коне. Мне опять было плохо. Мою голову в сотый раз посетила противная мысль о том, что не следовало пить. И еще. Откуда-то из позавчерашнего круговорота вывалился образ Сусанина, укладывающего меня как младенца в постель. Кажется, он даже пел мне колыбельную. Прикалывался, конечно, но…
Блин. Да, хлюпая носом, я рассказала ему об отце, который бросил нас с мамой сразу после того, как родился Антошка. С самого начала мой папочка противился рождению второго ребенка. Мама отказалась делать аборт. Я узнала об этом спустя пару лет и с тех пор не могла отделаться от мысли: то, что должно было бесформенной кровавой массой плескаться в тазу, бегало, смеялось, задавало глупые вопросы и временами получало подзатыльники. Я была далека от желания осудить отца (только за Антошку, ибо у меня имелись и другие причины для осуждения — и слава-те, я не стала рассказывать о них Сусанину!) - и встать на сторону матери. Тогда мне казалось, что я не испытываю особой любви к брату. Но сейчас, особенно в те редкие моменты, когда я почти готовилась смириться с обстоятельствами, стоило мне представить изможденное, укутанное синими тенями лицо Антошки, меня заносило - сердце мое рвалось от жалости. Это разве любовь? Она что, всегда будет такой… больной? И если я влюблюсь в человека, мне что – необходимо будет его жалеть? До боли, до слез?
Во-во. Подобные вопросы позавчера я и задавала Сусанину. Черт. Сколько раз за двое суток давала себе слово, что не буду вспоминать, и все равно!
- Влада, ты задаешь инфантильные вопросы. Надеюсь, завтра это пройдет. Тебе нельзя пить. Ты говоришь, что в прежние времена у тебя, и у твоих друзей был принцип – не пить спиртного. Так куда он делся, твой принцип? Хочешь, я отвечу на вопрос? Не было никакого принципа. Вы все боялись родителей. И, чтобы не называть вещи своими именами, пошли по пути наименьшего сопротивления – решили, что это ваш выбор. Да, так проще тешить самолюбие. Сейчас тебя контролировать некому и ты стала самой собой. Обычным подростком, которому хочется попробовать все. Так вот что я тебе скажу, Влада. Нет у тебя времени быть максималисткой. Либо ты бросаешь пить, либо научись контролировать себя. Здесь не осталось тех, кто мог бы с тобой нянчиться. Особенно, когда начинаются пьяные закидоны. В один… Далеко не прекрасный день, когда тебя снова потянет в ночь глухую, даже я, несмотря на буйную фантазию, не рискну предположить, как именно ты не проснешься. Собаки ли бродячие растащат тебя на запчасти, или вышибет мозги пуля киллера.
Мир под лучами Гелиона – странный мир. Здесь последнее слово умирающего становится Истиной. Одному мать пожелала здоровья, добра, богатства. Другого отец послал в бесконечное скитание. А есть и такой, что обратил собственного сына в злобное чудовище и обрек его на вечную охоту за людьми.Мгновенно воплощаются в жизнь заклятия навсегда уходящих, только не дано им знать, чем отзовутся эти слова. С Истиной не спорят, но рок кружит предназначением и выводит неведомо куда. И совсем уж непредсказуема судьба Донаты: ведь мать бросила ее на съедение диким зверям…
Антиутопия. Рукотворный мир Андеграунда давно вышел из-под контроля, давно забил на своего творца. Он жил по своим законам. Более того, творил свои собственные. Экспериментируя с теми составляющими, которые сливались, сбрасывались, истекали из саркофагов, хранящихся глубоко под землей, подземный мир производил нечто новое. И это новое нуждалось — в зрителях? — вряд ли. Это нечто нуждалось в подопытных кроликах, на которых так удобно ставить эксперименты. А кто здесь, под землей, стал подопытным догадаться несложно.
Вторая книга дилогии. Он — кочевник. Тот, в ком дремлет природная сила выжженных Гелионом степей. Для него слово — всего лишь прелюдия к убийству. Она — его рабыня, в чьей душе обитают демоны. Однако судьбе угодно было сделать их рабами. В самом сердце Южного леса, где каждый шаг может стать последним, им предстоит борьба не только с загадочными Отверженными и с разбойниками — прежде всего им предстоит вступить в поединок друг с другом. Ежечасно, ежесекундно на собственном опыте проверяя старинную поговорку: тот, кто не гнется — быстрее ломается.
Здесь свой творец — Зона. И создала по образу и подобию своему. Кто сказал человека? Может, кровосос по образу и подобию. Или контролер. Пожалуй, Красавчик рискнул бы поставить именно на контролера. И будет каждому по вере его. И Красавчику по вере воздалось. И смерть досталась на славу. Мышеловка. Для мыши серой, чтоб много на себя не брала. Хлоп — и нет тебя. И никогда не было. Бросится ли кто-нибудь в Зону, чтобы спасти ему жизнь? Красавчик знал ответ на свой вопрос. И он ему не нравился.
Вы слышали, как ломаются кости? Вы слышали, как кричат люди от невыносимой боли? Чувствовали дрожь по всему телу от приближающегося ужаса? Вы видели, как разрушаются мечты и планы на счастливое будущее? Может, вам когда-то приходилось убегать от маньяка или вы и есть убийца? Знаете ли вы что такое безнадега? Знаете, что такое смерть?..Эта книга отнюдь не о счастливых мирах или сказочных путешествиях. Здесь нет места счастливому концу, и нет шансов отделаться без жертв. Думаете, вы в безопасности?.. Никто не в безопасности.
Можно ли человеку безнаказанно превратить отдельно взятую территорию в могильник для радиационных отходов? Настолько ли податлива, послушна и безропотна природа, которую многие из людей считают неодушевленной материей, лишенной разума и возможности отмщения? Если Земля всё же разумна, то каков будет её праведный гнев, направленный против людей? Как сами люди поведут себя в условиях локального апокалипсиса? Смогут ли они вообще сохранить свой человеческий облик? Удалось ли автору дать исчерпывающие ответы на эти вопросы, судить читателю...
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Решив учиться в магической Академии, я пошла против воли отца. Ему не хотелось, чтобы я выходила за пределы нашей территории. В его глазах моя судьба — сидеть дома в четырех стенах, со временем выйдя замуж за того, на кого он укажет, за того, кому он сможет доверить нашу семейную тайну, размер и важность которой очень велики. Но меня такое решение не устроило и я, забрав с собой верного друга, сбежала, впервые в жизни поведя себя таким образом. Что ждет меня на этом пути? Что за таинственные личности появляются на моем пути? И что за судьба уготовлена мне пророчеством?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В застывшем воздухе — дымы пожарищ. Бреду по раскисшей дороге. Здесь до меня прошли мириады ног. И после будут идти — литься нескончаемым потоком… Рядом жадно чавкает грязь. — тоже кто-то идет. И кажется не один. Если так, то мне остается только позавидовать счастливому попутчику. Ибо неизбывное одиночество сжигает мою душу и нет сил противостоять этому пламени.Ненависть повисла над дорогой, обнажая гнилые, побуревшие от крови клыки. Безысходность… Я не могу идти дальше, я обессилел. Но… все-таки иду. Ибо в движении — жизнь.