Рандом - [46]
- Знаешь, Макс, я не готова…
- Когда не готова? Сейчас? Помнится, позавчера ты была более чем готова, - он придвинулся. Его рука, преодолев защитный барьер свернутой трубочки штанины, осторожно забралась выше. Я дернулась. – Ты просила меня. Заметь! Сама просила. Уговаривала. Практически применяла запрещенные приемы. Я не пошел у тебя на поводу. Как человек здравомыслящий, я сдержался. Потому что предпочитаю иметь дело с трезвой девушкой. Более того, я дал тебе целые сутки – подумать, приготовиться. Но сегодня…
- Макс! Прошу! – Мое сердце колотилось. – Ты должен…
- Конечно, я никому и ничего не должен. Но для тебя сделаю исключение. Ты так настаивала, так настаивала. Разве я могу отказать девушке? Тем более, когда она меня так настойчиво просит. Помнишь, как настойчиво ты меня просила?
- Не помню! Я не помню! – Я попыталась отодвинуться и не смогла – он сидел, прижав вместе с одеялом и край моей одежды.
- Так я тебе напомню, девочка моя! – Он подался ко мне и тихо так сказал: - Потому что за базар надо отвечать. Это тебе не прежние времена, когда на твоей стороне стояло общество и закон. Ты умоляла меня. Я тебе обещал. И слово свое сдержу.
Я дышала как рыба, выброшенная на лед. Не знаю, какая муха меня укусила, какая вожжа попала мне под хвост и зачем мне нужно было знать, где зимуют раки, но сейчас ничего такого я не хотела! Ничего! Ни мух, ни вожжей, ни раков!!
- Я всегда держу свое слово, девочка моя. Поэтому, как бы ни было плохо, я дам тебе пару минут приготовиться… А потом мы поедем на Ваську, потому что тебе, видите ли, до одури захотелось навестить отца, который бросил вас с матерью лет пять назад. Кажется, ты хотела его похоронить.
Когда до меня – не сразу – дошел смысл сказанных слов, во мне что-то щелкнуло.
- Что за идея, не знаю. Навестить отца, - удрученно повторял Макс. – Так, подожди, а ты что подумала, испорченная девчонка?
- Ах ты…
Он едва успел увернуться – вторая подушка, свободная от моей спины, полетела ему в голову. Макс перехватил мою руку и дернул на себя. Я кошкой выскользнула из захвата, навалилась на шутника сверху и не заметила, как оказалась сидящей на нем. Он смеялся. Прижимая меня к себе, он перевернулся. Раз, другой. Я видела его то на фоне белоснежного одеяла, то на фоне покрытого лепниной потолка. Потом я устала и сразу же, без переходов, почувствовала тяжесть его тела, тепло, накрывающее меня сверху, дыхание, щекочущее мне шею. Я увидела его лицо – совсем близко. Разглядела лоб со шрамом над левой бровью, нос, глаза. Прикольную бородку, в которую вписались губы. Лежа на мне, он дышал. Взгляд его – растерянный, задумчивый, искал что-то на моем лице. Видимо, нашел. Потому что он расплылся, приближаясь.
Я не знаю, чего я хочу! Я не умею играть в эти ваши взрослые игры! Я еще маленькая!.. Хотела крикнуть я, но вместо этого отвернулась, уходя от обстрела его глаз. От губ, способных лишить меня дыхания.
- Ладно. Поиграли и будет, - тихо сказал Макс. Поворочался, сползая на кровать. – Тебе полегчало, я смотрю. Тогда поднимайся. Пока ты тут прохлаждалась, я скатался к бабе Шуре. Короче, яичницу будешь?
- Черт, у тебя есть яйца?
Макс хмыкнул, поднимаясь с кровати.
- Ты в этом сомневалась?
- У бабы Шуры же все куры сдохли!
- Так она новых завела. Отстала ты от жизни, Влада. Плохо несутся, это факт. Но для меня десяток-другой баба Шура насобирала.
- Ма-а-акс. Ма-а-а-ксик, ты поделишься?
Он вздохнул.
- Как просить будешь.
- Максик, слушай, хорошо буду просить! Ну пожалуйста!
- Куда от тебя денешься. Договорились. Вставай давай. Я жду тебя в ресторане.
Все время, пока я толкала себя к шкафу, заставляла снимать с плечиков упирающуюся одежду, меня не оставляла мысль о том, что мне уже не светит хорошее самочувствие. Никогда. И все мои планы на будущее должны сначала пройти в игольное ушко вечного похмелья, постоянной тошноты и слабости. Не понимаю, как все они могли вечно вливать в себя такую мерзость, зная, что на следующий день обречены?
Спускаясь по парадной лестнице фешенебельного отеля, я дала себе слово, что брошу пить. И не только потому, что веселье, казавшееся безбашенным, на следующий день обернулось чувством стыда. Я не хотела себя обманывать, не хотела сходить с ума. Даже на время. Смотреть на все, что творится вокруг трезвыми глазами – путь это будет мое решение. Мой выбор в мире, где все решено за меня.
Ресторан встретил меня празднично. Солнце, отыскавшее окошко в бесконечно плотном графике, резвилось в бокалах, расставленных на столах, закручивало пылевые вихри в столбах света. Словом, делало все, чтобы загладить вину за долгие пасмурные дни. Но я видела, как город щурится, оконными портьерами заслоняясь от нежданной милости.
- Яичницу будешь? – спросили откуда-то сбоку голосом Сусанина.
- Ага, – ответила я и вместе со мной ответил кто-то еще.
Я повернула за колонну и оказалась не готова к осуждающему взгляду темных глаз. Кир сидел на столом и смотрел на меня так, словно вина за все происходящее в его жизни лежит на мне. В душе шевельнулась досада: почти за двое суток отсутствия я так и не удосужилась его предупредить. Но ведь он мог и догадаться, как мне было плохо! Ну почему я должна всех понимать, а меня никто! Злая, я плюхнулась на стул.
Мир под лучами Гелиона – странный мир. Здесь последнее слово умирающего становится Истиной. Одному мать пожелала здоровья, добра, богатства. Другого отец послал в бесконечное скитание. А есть и такой, что обратил собственного сына в злобное чудовище и обрек его на вечную охоту за людьми.Мгновенно воплощаются в жизнь заклятия навсегда уходящих, только не дано им знать, чем отзовутся эти слова. С Истиной не спорят, но рок кружит предназначением и выводит неведомо куда. И совсем уж непредсказуема судьба Донаты: ведь мать бросила ее на съедение диким зверям…
Антиутопия. Рукотворный мир Андеграунда давно вышел из-под контроля, давно забил на своего творца. Он жил по своим законам. Более того, творил свои собственные. Экспериментируя с теми составляющими, которые сливались, сбрасывались, истекали из саркофагов, хранящихся глубоко под землей, подземный мир производил нечто новое. И это новое нуждалось — в зрителях? — вряд ли. Это нечто нуждалось в подопытных кроликах, на которых так удобно ставить эксперименты. А кто здесь, под землей, стал подопытным догадаться несложно.
Вторая книга дилогии. Он — кочевник. Тот, в ком дремлет природная сила выжженных Гелионом степей. Для него слово — всего лишь прелюдия к убийству. Она — его рабыня, в чьей душе обитают демоны. Однако судьбе угодно было сделать их рабами. В самом сердце Южного леса, где каждый шаг может стать последним, им предстоит борьба не только с загадочными Отверженными и с разбойниками — прежде всего им предстоит вступить в поединок друг с другом. Ежечасно, ежесекундно на собственном опыте проверяя старинную поговорку: тот, кто не гнется — быстрее ломается.
Здесь свой творец — Зона. И создала по образу и подобию своему. Кто сказал человека? Может, кровосос по образу и подобию. Или контролер. Пожалуй, Красавчик рискнул бы поставить именно на контролера. И будет каждому по вере его. И Красавчику по вере воздалось. И смерть досталась на славу. Мышеловка. Для мыши серой, чтоб много на себя не брала. Хлоп — и нет тебя. И никогда не было. Бросится ли кто-нибудь в Зону, чтобы спасти ему жизнь? Красавчик знал ответ на свой вопрос. И он ему не нравился.
Вы слышали, как ломаются кости? Вы слышали, как кричат люди от невыносимой боли? Чувствовали дрожь по всему телу от приближающегося ужаса? Вы видели, как разрушаются мечты и планы на счастливое будущее? Может, вам когда-то приходилось убегать от маньяка или вы и есть убийца? Знаете ли вы что такое безнадега? Знаете, что такое смерть?..Эта книга отнюдь не о счастливых мирах или сказочных путешествиях. Здесь нет места счастливому концу, и нет шансов отделаться без жертв. Думаете, вы в безопасности?.. Никто не в безопасности.
Можно ли человеку безнаказанно превратить отдельно взятую территорию в могильник для радиационных отходов? Настолько ли податлива, послушна и безропотна природа, которую многие из людей считают неодушевленной материей, лишенной разума и возможности отмщения? Если Земля всё же разумна, то каков будет её праведный гнев, направленный против людей? Как сами люди поведут себя в условиях локального апокалипсиса? Смогут ли они вообще сохранить свой человеческий облик? Удалось ли автору дать исчерпывающие ответы на эти вопросы, судить читателю...
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Решив учиться в магической Академии, я пошла против воли отца. Ему не хотелось, чтобы я выходила за пределы нашей территории. В его глазах моя судьба — сидеть дома в четырех стенах, со временем выйдя замуж за того, на кого он укажет, за того, кому он сможет доверить нашу семейную тайну, размер и важность которой очень велики. Но меня такое решение не устроило и я, забрав с собой верного друга, сбежала, впервые в жизни поведя себя таким образом. Что ждет меня на этом пути? Что за таинственные личности появляются на моем пути? И что за судьба уготовлена мне пророчеством?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В застывшем воздухе — дымы пожарищ. Бреду по раскисшей дороге. Здесь до меня прошли мириады ног. И после будут идти — литься нескончаемым потоком… Рядом жадно чавкает грязь. — тоже кто-то идет. И кажется не один. Если так, то мне остается только позавидовать счастливому попутчику. Ибо неизбывное одиночество сжигает мою душу и нет сил противостоять этому пламени.Ненависть повисла над дорогой, обнажая гнилые, побуревшие от крови клыки. Безысходность… Я не могу идти дальше, я обессилел. Но… все-таки иду. Ибо в движении — жизнь.