Раминар - [15]

   Спать разошлись рано.

   Утром, когда вышли на кухню, постояльцы застали Айхела колдующим у печи. Оказалось, что Лайлин отправилась в деревню - за ней пришли и попросили помочь роженице.

   - Опять приползли. Милара тяжело ребенка носила. Лин все с ней нянчилась.  Конечно, на роды позвали. Как было не позвать? А разрешится, так опять в спину злословить возьмутся. Но только заболит у кого всерьез - сразу сюда, и только дым из-под пяток. Злобищу свою попридавят, глазищи поопустят и давай хором: "Помогла бы, славница!", - кузнец плюнул и процедил сквозь зубы что-то, чего громко говорить не стоило.

   День угас. Бледно-розовый полог неба сливался с сизой дымкой на крае полей. Лайлин до сих пор не вернулась. Поужинали втроем. Потом Алестар, еще днем подрядившийся в помощники Айхелу, снова скрылся в кузнице - пошёл раздувать ослабший огонь. Чуть погодя к нему присоединился и мастер. О таком понятливом и молчаливом помощнике можно было только мечтать. Что говорить, толковые гости нагрянули к кузнецу: и деньги платят, и помочь в деле не отказываются. Мужчины простояли за наковальней полночи - Айхел хотел на днях повезти свои изделия в Речное. Там вещички, выходившие из-под его молота, пользовались спросом.

   Утром следующего дня Лайлин, вопреки ожиданиям, не пришла. Не вернулась она и к полудню...

   - Возле роженицы сидит что ли? Может, плохо там дело, а? - Айхел нервно мял пальцы.

   - Не трави себя, кузнец. Нечего ждать, а то дождемся, - Халахам прошел в угол комнаты, взял свой посох и алестаров тоже. - Роды дело долгое, но не настолько. Подумай, что там творится, если ребенок или мать умерли. Судя по твоим же рассказам, чай пить девчонку не пригласят, а скорее, саму пустят на пироги.

   В глазах кузнеца вскипел страх, поднялся темным облаком, заструился дрожью по телу. Взвившись на ноги, Айхел ринулся к дому запирать двери.

   - Идем!

   Халахам и Алестар молча последовали за ним.

   Со стороны деревенской середки, где стояли добротные и просторные дома зажиточных мужиков, доносился неясный гул. По мере приближения шум нарастал, становясь все более грозным. В центре Колодцев собралась толпа. Разжигая в себе ярость криком вперемежку с ругательствами, от испуга и омерзения стервенея все больше, тесным кольцом толпились мужики, бабы и старики. Даже дети, мучимые любопытством, крутились рядом, опасаясь попадать в давку. Перекрывая рёв толпы, откуда-то из её сердцевины гаркнул мужской голос:

   - Прывязал!

   Гомон взорвался громом, вскипел, забурлил, приобрел оттенок кровожадной радости. Тонкой ниточкой взвился вверх внезапный и короткий плач, чтобы тут же утонуть в воспрянувшем с новой силой рёве.

   Казалось, в адском котле звуков, которым обернулась улица, даже грохот камнепада покажется шелестом, но вдруг резкий окрик врезался в самое сердце бури, оборвав её на полувздохе. Волна холодного воздуха лизнула разгоряченные лица - и все до единого рты закрылись, а головы повернулись к чужакам. Оглушенным и раздосадованным жителям Колодцев, чтобы опомниться, хватило нескольких секунд. Вновь пошел в рост переклик голосов.

   - Гляди! Он... Тв-варь...

   - Туда же его.

   - С двумя и разбыремся! Одним ударом!..

   Из толпы к Айхелу рванулись сразу четверо. Казалось, присутствие чужаков нисколько их не смутило. Мгновением позже, пока бегущие и трех шагов не сделали, с тихой угрозой прогудел воздух, когда посохи в руках Алестара и Халахама описали по кругу, застыв в оборонительной позиции. Если постояльцы кузнеца рассчитывали коротким представлением мастерства остудить пыл нападавших, то они просчитались. Может, мужики и успели заметить перемену в позах и взглядах, но останавливаться на исходе "полета" не стали - или не смогли? - и были встречены кованными навершиями, да так, что оказались валяющимися в пыли со звездами в глазах от ломающей тело боли. Один из храбрецов - самый осторожный, создававший видимость деятельности за спинами товарищей для поддержания их боевого настроя - споткнулся, ошалело глядя на стонущих в пыли мужиков. Затуманенный взгляд его поплыл вверх, и тогда Алестар просто сделал шаг вперед - этого оказалось достаточно. Храбрец позорно сбежал, распихав толпившийся народ.

   Начавший было расти гомон, повторно сник. Теперь желающих взять Айхела голыми руками не появлялось, хотя...   Среди крестьян снова началось движение: кто-то протискивался из глубины. Расталкивая односельчан, не заботясь особо о вежливости, вперед шел крепкий мужик - шея поленом, борода лопатой. Ручищи, в которых он держал вилы, оплетены были сетью вздувшихся вен. В разрезе красной рубахи кучерявилась волосами грудь, а над плетеным кушаком нависал основательно упрятанный под пластом жира пресс. Скорчив мину позлее, великан упер вилы в землю. От рокочущего баса шмыгавшие под ногами дворняжки поджали хвосты.

   - Што, кузнец, сам пришел? А и ладно. А и добре. Шас стер-рву твою к кобыле прывяжем и по дороге пустим. А тебя - вслед нее. Смотрю, демыны с тобой... Ну, так и их туда ж. Кобыл токо на вас жалко.

   Айхел стоял, бледный, потерянный. Смотрел на людскую стену, за которой кто-то надсадно кашлял. Лайлин. Могучие руки кузнеца висели безвольными плетьми - он сейчас ими и молот не поднял бы. Всю силу отняло, будто не было ее никогда, при одной мысли, что это его дитё корчится в пыли у ног скотов, которые неизвестно что с девочкой учинили.