Раффлс, взломщик-любитель - [8]

Наконец цепочка отверстий была завершена, замок извлечен из двери и великолепная обнаженная рука по самое плечо погрузилась в образовавшееся отверстие и сквозь прутья железной двери.

– Итак, – прошептал Раффлс, – если тут только один замок, он будет находиться посередине. Радуйся! Вот он! Его всего лишь необходимо открыть отмычкой – и путь наконец-то свободен.

Он извлек руку из двери, выбрал одну из отмычек на своей связке, после чего его рука снова погрузилась в дверь. Прислушиваясь к позвякиванию отмычки, я затаил дыхание, ощущая, как бешено колотится сердце, как тикают в кармане мои часы. Затем – наконец-то! – раздался единственный явственный щелчок. В следующую минуту настежь распахнутая дверь из красного дерева и железная калитка уже зияли позади нас, а Раффлс сидел на конторском столе, вытирая лицо.

Мы находились в пустом просторном вестибюле, расположенном позади магазина, но отделенном от него металлической шторой, один вид которой исполнил меня отчаяния. Впрочем, Раффлса ее наличие, похоже, нисколько не смутило. Повесив пальто и шляпу на какой-то крючок на стене вестибюля, он принялся изучать штору в свете фонаря.

– Это ерунда, – после минутного осмотра сообщил он. – Она нас даже не задержит. Но с другой стороны есть дверь, и вот с ней могут возникнуть затруднения.

– Еще одна дверь! – простонал я. – Но как ты собираешься открыть эту штуковину?

– Просто приложиться к ней фомкой. Слабое место этих железных штор – уязвимость перед рычагом, которым их можно приподнять. Но они поднимаются вверх с шумом, и вот тут, Банни, ты мне и пригодишься. Это то, что я никак не мог бы сделать без тебя. Ты должен будешь находиться наверху и стуком извещать меня, когда на улице никого не будет. Я поднимусь с тобой и все объясню.

Вы, вероятно, можете представить себе, как мало меня привлекала перспектива этого одинокого дежурства. Тем не менее меня вдохновляла сопряженная с ним жизненно важная ответственность. До сих пор я был пассивным зрителем. Теперь мне предстояло вступить в игру. Волнение сделало меня еще более бесчувственным к соображениям совести и безопасности, которые к этому моменту у меня окончательно умерли.

Поэтому я беспрекословно занял свой пост в комнате над магазином. К счастью, окна были оснащены жалюзи, которые к тому же были опущены. Не было ничего проще этой задачи – стоять, всматриваясь в темноту сквозь щели между рейками, и топать ногой два раза, когда кто-то приближался к дому, и один раз, когда все снова затихало. Звуки, доносившиеся до меня снизу, за исключением металлического треска в самом начале, были и в самом деле едва слышными, но они стихали совсем, стоило мне постучать ногой. За тот добрый час, что я провел у окна, передо мной не менее полудюжины раз прошел полисмен, а человек, судя по всему являвшийся сторожем ювелиров, появлялся и того чаще. Как-то сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди. Но это случилось лишь единожды. Это произошло, когда сторож наклонился и сквозь глазок заглянул в освещенный магазин. Я ожидал услышать его свист. Я приготовился к виселице или тюрьме! Но человек внизу неукоснительно следовал моим сигналам, и сторож зашагал дальше в блаженном неведении.

Наконец я и сам услышал условленный сигнал и, чиркая спичками, спустился вначале по широкой лестнице, затем по узкой, пересек двор-колодец и поднялся в вестибюль, где меня ожидал Раффлс, при моем появлении протянувший мне руку.

– Отличная работа, мой мальчик! – заявил он. – На тебя по-прежнему можно положиться в трудную минуту, и ты получишь свою награду. Я разжился тысячей фунтов, и все они вот тут, в этом кармане. А вот кое-что еще, что я обнаружил в этом шкафчике, – очень приличный портвейн и сигары, предназначавшиеся для деловых партнеров бедняги Дэнби. Сделай глоток, а затем ты сможешь и закурить. Я также обнаружил туалет, где мы сможем почистить перышки, прежде чем выйти на улицу, потому что я чернее твоих ботинок.

Железная штора уже снова была опущена, но он настоял на том, чтобы ее поднять и показать мне стеклянную дверь по другую ее сторону и результаты своей работы в магазине за ней. Две электрические лампочки горели в нем всю ночь, и в их холодном белом свете я поначалу не мог разглядеть ничего необычного. Передо мной был чистый проход, пустая стеклянная витрина слева и застекленные шкафы с серебром справа. В конце прохода виднелась дверь, в которой тускло чернело отверстие глазка, озарявшего ночную улицу подобно яркой театральной луне. Витрину опустошил не Раффлс. Ее содержимое находилось в сейфе «Чабб», одного взгляда на который ему хватило, чтобы отказаться от попытки его вскрыть. Не стал он брать и серебро, не считая одного портсигара, который он прихватил для меня. Вместо этого он полностью сосредоточился на оконной витрине. Она представляла собой три разных отделения, закрытых на ночь панелями, запертыми на три разных замка. Раффлс снял эти панели на несколько часов раньше, чем это сделал бы владелец лавки, и электрическая лампочка озаряла лист гофрированного железа, голый, как ребра скелета. Все ценности исчезли из этого единственного, невидимого сквозь крошечное окошко в двери места. Все остальное оставалось в точности таким же, каким оставил его вечером ювелир. Не считая нескольких взломанных дверей позади металлической шторы, бутылки вина и коробки сигар, которыми мы позволили себе угоститься, довольно грязного полотенца в туалете, разбросанных горелых спичек и отпечатков пальцев на пыльных перилах, мы не оставили никаких следов своего пребывания.