Радужный город - [66]

Я устало закрыла глаза и привалилась лбом к холодному стеклу, на кочках зубы стучали, но я бы еще так сидела, если бы не Тропинин, его руки мягко притянули меня в мужчине, устроив мою многострадальную голову на его плече. Я глаз открывать не стала, лоб быстро согрелся, а вот сердце нет.

* * *

В квартире было разрушено и переломано все. Кому-то хватило сил и времени даже отрывать дверцы шкафчиков на кухне и разламывать на части. Мебель, ламинат, игрушки Абрикоса…

Это было так страшно, что ноги в комнате дочки меня держать отказались. Я упала на колени и, уткнувшись в ладони лицом, заревела. Куски любимого Настиного медвежонка (слава Богу, зайца дочка увезла к родителям) валялись под слоем мусора. Дима купил на рождение нашего сокровища огромного плюшевого щенка, от него тоже ничего не осталось кроме воспоминаний и наполнителя. А ведь папа больше никогда и ничего дочери не подарит. На свою спальню мне было плевать. Я могла представить, что там сейчас. Но как можно было так изуверствовать над вещами ребенка?

Насколько же отвратительно чувство: чужой, злой человек, вор копается в твоих вещах, дотрагивается до самого сокровенного! Еще в бытность институтской практики в милиции я не раз читала протоколы и заявления, слушала показания граждан, столкнувшихся с этой бедой. Понимала, конечно, что со временем можно обрасти коркой цинизма и безразличия. Можно… Но это не мой случай! Видеть, как люди переживают за вещи, за воспоминания, за то, что было связано с украденным или уничтоженным, было выше моих сил. А ведь это просто вещи, а если теряют человека…

— Софья? — голос Анатолия Ивановича вытолкнул меня из трясины мыслей, и я с шумом втянула воздух, будто и правда была близка к тому чтобы начать задыхаться. — Вы можете определить, что пропало?

Я потерла лицо руками.

— Все.

Комнату затопило молчание. Несчастные несколько украшений не сравнятся с тем, что моя налаженная жизнь превратилась в хаос. Я растеряно поднялась с колен.

— Мне, похоже, придется квартиру продать и уехать. Я просто всего этого не потяну.

— Софья, — Анатолий Иванович остановился возле меня пытаясь разглядеть в моих глазах зачатки разумного существа. — Соображайте быстрее, — выглядел мужчина очень даже интеллигентно, но в голосе появлялись нотки недовольства тем, что я игнорирую его вопросы, а до этого оперативника и участкового.

— Якорь! — Тропинин стоял в дверном проеме, который лишился косяков и обналички.

Варков поджал губы.

— Софья, давайте соберемся. Что пропало?

— Денег я дома не держу, только украшения. Несколько золотых и серебряных колец и сережек, ничего особенного. Они лежали в специальном боксе в моей спальне с замочком, чтобы малыша, когда маленькая была, случайно не открыла и не проглотила, — я махнула рукой в сторону спальни. — На комоде в спальне стоял. А технику… Он все разбил… Это же был он? — я посмотрела на Анатолия Ивановича. — Смоляков?

— Мы еще не получили видео с камер в лифте и в парадной, но я предполагаю, что да, — Варков тяжело опустился на то, что осталось от кроватки Абрикоса: бамбуковый матрас ныне представлял кучу хвороста. — Он искал то, что забрал Дмитрий. Соня! Нам важно знать. Дмитрий действительно не пытался связаться с вами за пару месяцев до своей гибели? Может быть, он посещал или интересовался у вас какими-то объектами, квартирами, дачами, гаражами, которые вам не принадлежат, но вы имеете к ним доступ, например, в принадлежащих друзьям гаражах некоторые хранят резину.

— Я не знаю ничего. У него было достаточно друзей. Спросите у них.

— Валентина Алексеевна, сказала, что в последние три месяца он практически ни с кем не общался. А кто-нибудь из его друзей связывался с вами?

Я покачала головой. Друзья Димы придерживались решения бывшего супруга, и с нами тоже не особо общались. Даже в соцсетях обычные поздравления с днем рождения сменились полным «игнором».

— Нет, никто. Они считали меня виноватой в разводе.

— А доступ к вашей квартире у него был? — Варков перебирал какие-то бумаги в кожаной папке с замочком.

— Где-то через пару лет после развода я сменила замки. Не специально. Сломался нижний, а дверь была еще на гарантии, приехавший мастер осмотрел и предложил и верхний сменить, у него там тоже что-то расшаталось. Комплект ключей был у меня, родителей и у моей подруги Томы.

Тома! А вдруг и к ней!

Я судорожно полезла за телефоном и набрала номер подруги.

— Мама родная, — все, на что хватило Томулю. Она была дома с Андреем и детьми, и у них все было нормально.

— Ты где мотаешься?

— Живу у Тропинина, — сказала я тихо, хотя в этом не было нужды, мужчины вышли из комнаты: Виталия Аркадьевича затребовал его телефон, а Варков пошел командовать операми и следователями.

— Может лучше к нам? — глухо спросила Тома.

— Смеешься. Такое творится. Тома, это так ужасно, — я не выдержала и заплакала.

— Так. Вдохнула-выдохнула, — голос Томы обрел суровые преподавательские нотки. — Это не самое страшное. Самое главное, что ты в порядке и Настеныш. Чего они не ловят-то его? — уже возмущенно прошипела подруга. — Он мотается по всему городу, а они! Ната, брысь отсюда! Даже крепким словцом ментов не приложить.