Радуга и Вереск - [175]

Священник посмотрел на Косточкина.

– С-спасибо, – пробормотал тот, пряча свое оружие и изо всех сил стараясь выглядеть трезвым.

Легкая улыбка тронула тонкие живые черты лица священника.

– Это вы зря, – сказал он.

– Ч-что? – спросил Косточкин.

– Да известно что, – сказал священник.

Он немного окал, задавая особенный лад словам. Глаза его были светло-голубыми.

– Мне… не все известно, – возразил Косточкин. – Как Сократу, – добавил он.

– Ну, хотя бы не все, – заметил священник. – Уже отличие от Сократа.

– А… вам? – спросил Косточкин.

Священник развел руками и ничего не ответил.

– Да, вам… больше, – сказал Косточкин. – Имя Дика известно. Прямо как имя… кита. Есть такая одна композиция «Моби Дик» у «Лед Зеппелин»… Ну группа такая. Британская.

– Я слышал, даже книга такая есть, – сказал священник, входя в ворота.

Косточкин шел за ним, зацепился ногой за железный порог, схватился рукой за железный косяк, засмеялся.

– Точно!.. Правда. Вы тут вообще все книжники.

В своеобразном ущелье между стеной собора и двухэтажным старым зданием консистории полетел черный голубь. Косточкин схватился за сумку, выхватил фотоаппарат и уронил его.

– Да что же вы! – воскликнул священник, оглянувшись.

Косточкин поднял фотоаппарат, махнул рукой, глупо улыбаясь.

– Да… уже все равно. Свадьбы не будет.

– Почему? – спросил священник.

Косточкин пожал плечами.

– Как вам сказать, – отвечал он, догоняя священника. – То есть будет, но без меня. Они, наверное, к вам сюда придут венчаться.

Священник ничего не ответил.

– Но вы не делайте этого, – попросил Косточкин. – Не надо… Понимаете?

Священник взглянул на него и кивнул. Косточкин хмыкнул.

– А сами обвенчаете. Лишь бы деньги заплатили?.. Но любовь не купишь, пели битлы еще. Да банкир все купит. Так я вас прошу… Приедут москвичи… банкир Вадим… невеста Яна… то есть Вероника… Не венчайте их!

– Почему? – спросил, останавливаясь у крыльца, священник.

– Ее уже со мной обвенчали, – сказал Косточкин.

– Кто?

– Валя… ваша такая…

Священник поднял брови.

– Послушайте, – резко начал он.

– Нет, она говорила, что Матушка и обвенчала, – бормотал Косточкин. – Когда вернулась из Москвы… вот в тот день… Еще потом ударило солнце.

– Знаете, вам лучше пойти домой, – сказал священник мягче, вглядываясь в лицо Косточкина.

– Но ведь не может быть два венчания? – спрашивал Косточкин.

– Не может, – ответил священник и пошел вверх по ступенькам большого крыльца.

Косточкин пошел за ним. Священник оглянулся и нахмурился.

– Не ходите за мной, – сказал он.

– Почему? – с каким-то детским недоумением спросил Косточкин.

– Все растеряете, – сказал священник, берясь за желтую металлическую ручку тяжелой двери.

– Да?.. – спросил Косточкин.

– Да, – твердо ответил священник и, перекрестив Косточкина, вошел в собор.

Косточкин постоял перед дверью.

В это время ударил колокол – так чисто и певуче, что у Косточкина к глазам прихлынули слезы почему-то. Он посмотрел на большие круглые часы на колокольне и пошел вниз, стараясь вспомнить, что это говорила Ольга Адамовна о часах и Боге. Так и не смог выловить в памяти ту фразу, лишь сверкавшую, бликующую золотой рыбкой… Но уже чувствовал, что мир этих смыслов, звуков никогда не оставит его и он снова и снова будет возвращаться сюда.

Что-то случилось бесповоротно с Косточкиным.

Да! Ключ был преломлен. И теперь его не оставит желание соединить обе части.

Ну а пока – а пока он брел вверх по шумной туманной улице Большой Советской, заполненной выхлопами. Вдруг подумал, что здесь проходит линия Эттингера… И она привела его к букинисту, маленькой лавке, забитой старыми книгами, журналами, альбомами. Он как-то случайно туда свернул, спасаясь от шума автомобилей, и принялся разглядывать книжки, наполняя крохотное помещение спиртуозными парами.

– А… у вас нет ничего такого… местного? – наконец спросил он у небольшой полноватой женщины в очках, уткнувшейся в монитор компьютера.

– Краеведческого? – уточнила она, без особого любопытства взглядывая на нетрезвого посетителя.

Видимо, сюда заглядывали и не такие еще персонажи.

Косточкин кивнул.

– Про стену? Собор? Церкви? – спрашивала она понимающе.

Косточкин кивал.

– Эттингера, к примеру, – сказал он.

– Нет, – ответила она. – Есть про Глинку…

– Да я… как-то классику… не очень…

И в этот момент зазвучала горькая симфония. Косточкин рванул мобильник из кармана. Это звонила Алиса. Он отвечать не стал, сунул мобильник обратно. Продавщица уже несколько внимательнее на него посмотрела. Наверное, столь выразительна была гримаса отчаяния на лице этого посетителя.

– А вот сдали книжицу, – сказала она, – про все сразу. Называется «Последний псалом», но, увы, обложки нету и первых страниц, да и последних. Библиотеку поэтессы сын распродает. Хотите? Я положила ее в файл. Вот.

Косточкин взял книжку в пластмассовом прозрачном файле.

– И про башни?..

Она кивнула.

– Семнадцатый век, на службу в Смоленск приезжает один шляхтич, а тут живет девушка с дедом, ну любовь-морковь, сражения. Но особенно интересно про «Радзивиловку». Да и вообще. Можно кое-что представить, как оно все было и выглядело здесь. Автор какой-то поляк.

– Беру, – сказал Косточкин, чувствуя, что хмель странным образом отпускает его.