Радость моего общества - [19]

Неделя состояла из взлётов и падений. Был триумф моей пробежки с Брайеном, и была неудача моего выступления перед Элизабет. Был восторг бабушкиного письма. Но вслед за ним — напоминание о моем иждивенческом статусе, когда из конверта на кухонный стол выпал чек. Однако в целом в моем положении наметились сдвиги к лучшему, и я подумал, что это подходящая неделя, чтобы отыскать сокровенный северо-западный проход к Торговому центру на Третьей улице.

Торговый центр на Третьей улице находился в самом сердце Санта-Моники, в пешеходной зоне, и там уйма полезных лавочек, товары в которых как блещут дешевизной, так и потрясают вздутыми ценами. А кроме того, имеется супермаркет "Павильон". Ограниченный выбор съестного в "Верном Средстве" давно причинял мне страдания, поскольку аптека — единственное место, куда я сумел проторить удобный маршрут. Если я умудрюсь добраться до "Павильона" — ну, это будет подобно переезду из Ирака на Гавайи. От безвкусных консервов и сухофруктов — прямиком в Райский сад. И — кофе. Боже. "Кофейное зерно", "Старбакс"! Возможно, я не похож на человека, который, сидя на веранде кафе, потягивает латтэ, а вот же. Почему? Да потому что не требуется никаких движений. Знай, сиди себе. Сиди да прихлебывай. Не представляю невроза, при котором человек не мог бы донести до рта руку с кофейной чашкой, хотя дай мне время — я сумел бы дойти и до такого. Еще мне нравится произносить слово "ява". То есть произносить его с намерением "яву" получить, а не издать приятный звук в стенах собственной квартиры.

Я уже пытался достичь "Павильона" и терпел неудачи, и я знаю почему: трусость и недостаток воли. На этот раз я решил проявить решимость, невзирая на неминуемые трудности. Мои прежние вылазки не позволяли мне пренебречь требованиями совершенства. Маршрут должен быть абсолютно логичен: никаких двойных возвращений, никаких восьмерок — и выездные дорожки должны быть строго друг против друга. Но если я настрою свои мысли на исследовательский лад — да, будут прорывы, да, будут и разочарования, — возможно, я смогу постепенно отыскать верную тропу.

Карты, разумеется, могут помочь лишь в самом общем смысле. На картах обозначены улицы, а не препятствия. Если бы только карты улиц выпускали для таких, как я. На них бы вовсе не обозначались улицы; они бы показывали высоту бордюров, расположение выездных дорожек, переходов и места, где есть салоны "Кинко". А как быть со всеми водителями, которые не могут повернуть налево? Почему для них не выпускают карт? Нет, я был вынужден искать свой путь методом проб и ошибок. Но благодаря тому, что у меня в голове уже имелся каталог противолежащих выездов и их местоположений, составленный на основе разных попыток найти другие места за много лет, я сумел составить приблизительный маршрут еще до того как пустился в путь. После некоторой корректировки, сделанной спонтанно, с третьей попытки я смог проложить дорогу до Торгового центра и три ночи подряд отправлялся в постель, осиянный колоссальной гордостью.

То, что теперь у меня в распоряжении имелась дорога до Торгового центра на Третьей улице, означало, что я чаще стал бывать на публике, поэтому пришлось составить некоторые новые правила, делающие мои вылазки за пределы квартиры более терпимыми. Например, расслабляясь в "Кофейном зерне", я проводил невидимые линии от клиента к клиенту, соединяя клетчатых с клетчатыми, однотонных с однотонными, джинсовых с джинсовыми. Как только это удавалось, мой индикатор беспокойства начинал показывать ровную линию. Меня время от времени торкали завязывавшиеся разговоры с "чуваками". Однажды, наслаждаясь кофе, я услышал как бы фоном некую мелодию. Мелодия была настолько жизнерадостная, что в кафе все превратились, в той или иной степени, в перкуссионистов. Кое-кто отстукивал ритм пальцами, кто-то притопывал ногой. Меня лично это вдохновило дуть на свой кофе на три четверти. Но самое странное во всем этом было то, что эту песню я знал. То был текущий поп-хит, но откуда его знал я? Как залетела ко мне эта мелодия, по почте? Однако она воспроизвелась, распространилась и укоренилась в моей мозговой ритм-секции. Пока играла эта песенка, я и все, кто был в "Кофейном зерне", стали одним целым. Я очутился в здесь и сейчас, зараженный популярной песенкой, которую никогда не слышал, сидя в свойской компании. И на три долгих минуты разница между мной и ими перестала существовать.

Столики и стулья "Кофейного зерна" разливались по торговому центру наподобие аллювиального выноса. Я занял место практически на самой улице, поскольку оттуда мог видеть как минимум по целому кварталу в обе стороны. Впрочем, в этом не было необходимости. Ибо происходящего в периметре этого уличного кафе хватало, чтобы развлечься на день. Люди, думал я. Это люди. Их повальное однообразие нарушалось только их индивидуальными различиями. Мои глаза скользили по окружающему, как камера слежения. Вдруг из моих грез меня вырвал годовалый младенец, проходивший под моим окном на прошлой неделе. Его крепко держала за руку всё та же черноволосая женщина, а он клонился в сторону книжного магазина, как собака, рвущаяся с поводка. В ответ на голос изнутри магазина женщина повернула к двери и отпустила руку ребенка. Мальчик пробежал несколько шагов внутрь, и я увидел, как его подняли в воздух две руки за стеклянной витриной. Всё остальное в окне было скрыто отражением улицы. Черноволосая не была матерью; это я докумекал. Черноволосая была, как я полагал, няней или подругой. Ребенок прильнул к женщине за стеклом, и когда я увидел, что из магазина, обнимая дитя, появляется Кларисса, многое из ее поведения на прошлой неделе обрело смысл.