Радиус взрыва неизвестен - [111]

Хлопнула входная дверь, и в комнату вошли одетые в белые халаты секретарь горкома и инспектор. За ними появился Ермаков.

— Ну, рассказывайте! — торопливо сказал секретарь горкома.

Староверов помолчал. Он перебирал фотографии вируса и размышлял о том, что произойдет, если он неправильно определил болезнь. Допустим, что это все-таки одна из разновидностей желтой лихорадки. А он направит усилия по ложному следу. Однако чем больше он раздумывал, тем отчетливей становилась догадка. Отбрасывать ее нельзя. Все равно лечить придется вакциной того же вируса, как бы он ни назывался. Вакцина готова. Она проведена через организм подопытных животных, ослаблена, вирус убит, и первые опыты с нею показали, что животные после введения вакцины чувствуют себя лучше. В то же время, если он правильно определил болезнь, в действие вступят новые отряды ученых, занимавшиеся именно этим вирусом, искавшие и, может быть, уже нашедшие более радикальные средства против заболевания. И тогда болезнь отступит. Отступит скорее, чем могли бы они сами прогнать ее. Он вздохнул, положил снимки на стол, сказал:

— По-видимому, это действительно пситтакоз. Болезнь чрезвычайно редкая, встречающаяся только у людей, ухаживающих за попугаями. И лишь очень редко замечались случаи заражения человека от человека, но тогда симптомы были те же самые, что наблюдаем мы. Думается, два матроса, сошедшие на берег в порту, оказались невольными передатчиками.

— Что вы советуете? — спросил секретарь горкома.

— Отправить профессора Краснышева с выделенным вирусом в Москву. Начать лечение вакциной. Раздобыть для нас несколько попугаев, лучше — волнистых, — мелопситтакус индулатис. Мы сумеем поставить необходимые опыты сами, а в Москве проконсультируемся в некоторых институтах. Наблюдение за инфекцией продолжать. Всех больных с подозрением на пситтакоз изолировать немедленно. Инструкцию по уходу за больными я составлю сам. Вот пока все.

Санитарный инспектор записывал поручения Староверова. Секретарь с нескрываемым отвращением рассматривал микрофотографии вируса. Швырнув их на стол, зло сказал:

— Подумать только, этакая мразь, а человек может погибнуть!

И Староверов вдруг понял: ему непривычна новая ответственность. Если бы речь шла о каком-то сложном необыкновенном строительстве, о борьбе с неурожаем, даже, допустим, о военной защите города, во всех этих случаях секретарь горкома чувствовал бы себя на высоте положения, умело и умно распоряжался, предвидел будущее, планировал свои силы и возможности. Но то, что случилось, было столь не похоже на обычные и самые необычные дела горкома, что человек оказался как бы разоруженным перед врагом. В прежние времена в таких случаях люди обращались к богу. Теперь времена другие, и люди давно перестали надеяться на божий промысел, но на кого же надеяться секретарю горкома, как не на них, ученых людей, которых он сам призвал на помощь?

Он тихо сказал:

— Все самое трудное уже позади. Теперь всем нам будет легче!

Сблизив себя с секретарем горкома, глядевшим на него с такой надеждой, он как бы переложил часть ноши с плеч того на свои. И верно, секретарь вздохнул с некоторым облегчением, будто идти стало легче. А мысли Староверова каким-то непонятным образом перекинулись к Галине Сергеевне.

Сколько времени он не думал о ней? Почти сутки! А ведь он полагал, что и часа не проживет, не вспомнив ее. И вот — прожил! И сейчас, думая о ней, он представлял не столько встречу с нею, сколько размышлял, а что бы она сказала, увидев его за этой грязной и опасной работой? Хватило бы у нее мужества подойти к нему, или она тоже опиралась бы на бога и ждала, когда бог поможет ему и спасет от опасности?

Эти мысли были горькими, и он, словно бы отстраняясь от них, сказал:

— Пойдемте на телеграф!

— Да, да, — возбужденно подхватил секретарь горкома. — А вам и отдохнуть пора…

— Ну, отдыхать-то некогда, — рассеянно ответил Староверов. В это мгновение он подумал, что телеграф — не только средство просить помощи, но и обыкновенный способ напомнить кому-то, что ты жив. Тряхнув головой, как будто отгоняя назойливые мысли, он поспешно перешел к делу. — Значит, самолет будет? Сергей Александрович, отберите нужные штаммы. Машину, я думаю, дадут?

— Конечно, конечно, — заверил секретарь и прошел к телефону. С аэродрома ответили, что первый самолет уходит в пять часов утра; заказ на билет принят.

Староверов простился с Краснышевым, сбросил халат и вышел.

Ночь давно уже переломилась, восточный край неба розовел, золотился, похожий на тяжелую парчу. Море было еще темным, но подальше от берегов как бы светилось, наливаясь теплотой и живыми красками.

Дежурная на телеграфе испуганно вскинула голову, увидав необычных посетителей. Староверов долго писал телеграмму, осмотрительно выбирая слова. Пугать он никого не хотел, но и умолчать о сложности положения не мог. После него телеграмму подписали представители города.

Они вышли под трескучий перестук аппарата. Телеграмму уже передавали. И все вдруг будто впервые увидели мир. Староверов, заметив возбуждение своих спутников, насмешливо сказал:

— И увидел бог, что мир прекрасен…