Радио наобум. Правда жизни - [13]

Он появился в зале с бокалом шампанского в руке, одетый в строгий костюм черного цвета, водолазку и сияющие ботинки из кожи невиданной простому пролетарию зверушки. Поверх пиджака красовался белый шарф.

В этот самый момент, Илья Альбертович, изрядно заправленный алкоголем, прижал Дашу у колонны Атриума , и в очередной раз спрашивал, сможет ли она поднять рейтинг?

Даша в очередной раз говорила, что сделать это при существующем положении дел вряд ли возможно, и именно в этот самый момент, Алексей приблизился к ним, поприветствовал поднятием бокала и произнес:

— От чего же? Поднятие рейтинга — вещь вполне реальная.

— Да что ты, Леша, говоришь? — обалдев от подобных самоуверенных заявлений, Даша стала говорить максимально издевательски, — А на каком месте в Питере находиться ваша станция? Не напомнишь ли?

Доброжелательное лицо Лодочкина и не думало меняться.

— Мы находимся приблизительно на тех же позициях, что и вы. От нас просто не требуют большего. Но! — тут он посмотрел на Илью Альбертовича и чуть улыбнулся, — Если перед нами будет поставлена задача подняться на первые места — мы сделаем это в кратчайшие сроки.

Даша, отшатнулась и посмотрела на него так, как смотрит мать на 13-летнего сына, который абсолютно серьезно заявляет: «Мама, это Катя, ей 15 лет. Мы любим друг-друга и хотим жить вместе. У нас дома». Илья Альбертович тоже посмотрел на Алексея, но совершенно по-другому. В глазах его читался слоган руководимой им же станции — хочется слушать снова и снова.

— Ты плохо знаком с московским рынком, наверное, — приходя в себя, сказала Попова, — поэтому я повторяю: забиты теплые места. Помнишь песню «Воскресенья?». Так вот, забиты эти места монстрами: «Европа плюс», «Русское радио» и «Авторадио». Это уже не просто станции, это брэнды, которые вбиты людям в головы на многие годы. Максимум, на что мы можем претендовать — это четвертое место. Но при том положении дел, которое наличествует сейчас, при том ничтожном финансировании продукта,…. в десятый раз повторяю, мы не то, чтобы на четвертое место не поднимемся, мы скатимся место на тринадцатое, а то и ниже!

Даша отхлебнула из бокала и закурила сигарету. Илью Альбертовича прошиб холодный пот.

Лодочкин продолжал улыбаться.

— Я знаком с московским рынком, Даша. И именно поэтому я говорю: если продуктом заниматься НОРМАЛЬНО, то без всякого финансирования можно не только остаться на прежнем месте, но и подняться до четвертого….

— А если с финансированием?! — перебил Пичугин Лодочкина, — Если с финансированием, Алексей? Мы сможем добраться, ну, скажем, …. до второго места?

— Легко.

Обалдев от еще большей наглости уже во второй раз, Даша выпила свой коктейль залпом.

Илья Альбертович протрезвел. Решение созрело моментально.

Дело должны двигать деловые, уверенные в себе люди. Тем более, его дело. Зачем нужна эта Даша, которая постоянно канючит деньги на какие-то сомнительные проекты и при этом говорит, что подъем «может быть» будет? Никаких «может быть»! Либо да, либо нет!

Лодочкин всего на всего на два года меньше в радио-бизнесе, чем она. И ничего страшного! Он знает, как добиться подъема, если говорит столь уверенно! Он знает, как поднять рейтинг! Уточнять, как именно будет происходить подъем, Пичугин не собирался, ему было достаточно уверенных слов Алексея! Если он так говорит — значит, это правда, — считал Илья Альбертович, человек по натуре своей, в общем-то недоверчивый. Просто в этом случае ему очень хотелось верить!

О своих соображениях он немедленно сказал заморскому руководству, руководство сказало: «Ок!», и Попову выперли. Причем, выперли не только, соблюдая все нюансы трудового законодательства, ее выперли интеллигентно, можно сказать, по-человечески.

— Даша, — пробубнил Илья Альбертович, в который раз входя в ее кабинет, — вчера звонил Бад. Американцы приняли решение ввести у нас должность Генерального продюсера. Теперь все программные решения ты должна будешь согласовывать с ним.

— И кто назначается генеральным продюсером?

— Алексей Лодочкин.

Даша внимательно посмотрела Пичугину в глаза. Комментировать ничего не стала и через десять минут принесла ему заявление об увольнении. Ее давно уже звали на MTV, ощущать же творящуюся за собственной спиной возню не было ни малейшего желания….

Проводили Дашу, как говориться всем миром, собравшись близлежайшей пиццерии. Среди провожающих Ильи Альбертовича не наблюдалось, в связи с чем собрание носило неформальный и местами даже конструктивный характер. Кто-то спрашивал у Даши о перспективах на новом поприще, кто-то причитал «и на кого ты нас покинула», и лишь Коля, до сих пор не убивший в себе мента, пытался выяснить, что ж за личность этот Лодочкин?

— Темная это личность, Коленька, — отвечала Попова, прикуривая одну сигарету от другой, не выпуская при этом из руки бокал с вином, — трудно о нем сказать что-то определенное, я с ним близко не знакома, а говорили про него разное. Раньше, например, у нас ди-джей работал — Рома Ермолаев…офигительный ди-джей, — произнесла она чуть ли не по слогам, улыбнулась и замолчала.

Наблюдая эту улыбку и ощущая паузу, которая грозила затянуться, благодаря употребленному Дашей алкоголю, кого-то взбодряющего, а кого-то и тормозящего, Коля не стал хлопать бывшую начальницу по плечу или щелкать пальцем у нее перед носом, произнося банальщину типа: «Не спи, замерзнешь!» Он понял эту улыбку, принял эту паузу и ничего не имел против того, чтобы Дашка начала вспоминать что-то свое, ведомое только ей, будто бы потерянное и случайно обретенное вновь. Лет шесть назад он и сам был сильно склонен к ностальгии. После окончания института, когда разъехались многие друзья, он каждый вечер перед сном вспоминал самые яркие жизни их тусовки. Каждый вечер, специально, чтобы не забыть самого важного в его жизни, как казалось ему тогда. Так продолжалось где-то год-два, потом закрутила работа, потом он женился и, будто бы экономя теплые чувства, распространял их только на жену, а старым друзьям и тем более воспоминаниям доставалось значительно меньше. Но как было ему радостно, когда вот так вот, как и Дашу сейчас, его вставляло! Сидишь, пьешь с приятелями, работаешь или ужинаешь и тут — бац! Мама дорогая! Как давно это было и как было клево…